Царевна-ведьма - Владимир Васильевич Радимиров

   Так. Сыграли они последнюю партию и, знамо дело, выиграл сызнова Борилев, а не приятель этот забавный Кащеев.

   — Эх, — воскликнул Самдуракголовасбурак, — видать, что игрок ты посильнее меня и впрямь. Хотел было я на свадьбе Воромировой попировать, да в таком виде обшарпанном меня туда не затянешь. Придётся не солоно хлебавши назад возвертаться…

   Дунул он на соперника своего удачливого, и в тот же миг Борилев двойником его стал. Ну, голос в голос, волос в волос — как два братца, право, близнеца!

   А Самдуракголовасбурак гикнул да свистнул тогда на прощание и… колесом акробатическим в обрат покатился. И до того споро он это делал да быстро, что царевич сему зрелищу поразился.

   Ну что же — полдела было сделано, и довольный собою Борилев в облике своём новом шутейном, на конька усевшись, невесту свою спасать полетел.

   В скором совсем времени достиг он благополучно роскошного Воромирова замка и был проведён, как гость долгожданный, в самые шикарные дворцовые палаты.

   Не стал Борилев в облике своём шутейном здороваться ни с кем. Заместо этого заиграл он громко на гуслях среброструнных и, как шут липовый, принялся гостей чопорных музыкой задорной веселить. Смотрит он — рядышком с Воромиром-злодеем сидит-посиживает Милолика пребледная; очи долу она потупила, ни кусочка не ест, ни глоточка не пьёт, и настроение душевное у неё явно не алё.

   А Воромир этот, наоборот, ухмыляется и то и дело на невесту свою, красавицу, жадно поглядывает. Гости же собравшиеся — всё дамы сплошь шикарные да лощёные господа — пьют и жрут аж до отвала и пребывают все в пьяном угаре.

   Пригласил вскоре хозяин замка употчеваться чем чёрт послал и затейника-шута. Поел, попил Борилев там малость и рожу вдруг скорчил превесьма пакостную.

   — Что, Самдуракголовасбурак, — Воромир его пытает, — неужели еда моя тебе не понравилась, а?

   — Не-а, не понравилась…

   — Что так?

   — Да дерьмовая она у тебя, ага.

   — Это как же прикажешь тебя понимать?! — полезли на лоб брови у хозяина. — Яства готовили мои лучшие повара. Обидно слышать такое, право…

   — А вот спорим, что дерьмо? — Борилеву-то всё неймётся.

   — Ну ладно, спорим. Чем докажешь?

   — А ты завтра, когда в уборную тебя потянет, то не поленись и на еду эту глянь. Сам тогда и убедишься, что дерьмецом ты заправился. Уж не деликатесами ты, право, какать-то станешь. Ух-ха-ха-ха-ха!

   Подколку сию услыхав, гости пьяные ну все как один жеребцами там разоржалися. Даже печальная дотоле Милолика усмехнулась чуток губами.

   Одному лишь Воромиру-хозяину такая шуточка отнюдь не по нраву пришлась. Побурел он, словно рак, да по столу кулаком как жахнет.

   Аж посуда вся на воздух взлетела от сего удара не слабого.

   — Да как ты смеешь надо мною тут насмехаться, шутяра ты конопатая! — проревел бешено жених хренов. — Может, и невеста моя тебе не нравится, а?!

   — Хэ! — осклабился в ответ шут гороховый смелый. — А чего, скажи, в ней такого прекрасного, когда она сидит у тебя словно расквася какая? Вона — бледна как смерть, и улыбочки на личике у неё даже нету.

   — А ты попробуй, — уставился на шута князь тяжёлым взором, — может, развеселить её сможешь своими приёмами. Подарю я тебе за то… мешок золота!

   — А что — изволь! Я охотно… — завёлся Борилев в пол-оборота, — На танец пригласить невесту твою можно, а?

   Воромир кивнул, то ему разрешая. Ну а Борилев на гусельцах слегонца побренчал, подобрал мелодийку самую раздолбайскую и велел гуслям самим её играть далее.   Выхватился он из-за стола, Милолику за руку — хвать, посередь залы её выволакивает и принимается с нею в обхваточку препотешно там танцевать.

   Милолика-то, правда, танцевать совсем не хочет, а приходится, потому как Борилев её не пущает, а всяко-разно туда да сюда поворачивает, швыряет да бросает…

   Гости же, наблюдая за сей уморной пляской, гоготали прямо отпадно.

   Даже Воромир и тот в ухмылочке ехидной пасть свою ощерил. Понравилось ему, наверное, как отплясывал с его невестою шут бойкий Кащеев.

   И в это самое время что-то вдруг в воздухе зазвенело, и превратился рыжий плясун-кавалер в прежнего царевича Борилева.

   — А-ах! — пронёсся вздох удивления по залу.

   — Обман! Волшебство! Подстава! — не своим голосом заорал князь адский, — Хватайте скорее этого негодяя! Держите его, мерзавца!

   Но только лишь гости пьяные хотели было на царевича всем скопом напасть, как он посвистом разбойничьим там засвистал и воскликнул весьма громогласно:

Эй, вы, гусли-самогудки,

Начинайте-ка играть!

Не давайте ни минутки

Этим гадам отдыхать!

   Зазвучали гусли волшебные особой мелодией рьяной и все до единого гости пустилися, где стояли, в оголтелый и яростный пляс.

   И сам Воромир заплясал с ними в придачу…

   А Борилев, времени даром не теряя, подхватил Милолику себе на руки и такого стрекача оттуда задал, что только его там и видали.

   Усадил он свою любаву на конька-горбунка махонького, и прытко и скоро из места сего нехорошего побежали они да поскакали.

   А Воромир со своей чертячьей бандой осталися в зале, как бешеные, скакать там да плясать.

   И по сей день, может статься, они там всё пляшут, не отдыхая.

   Да и ляд с ними, с гадами этими окаянными!

   Не сказать, чтоб без спешки выбирались наши беглецы из гиблого несусветья. Опасались они, чтобы не случилось чего с самоиграющими гуслями во дворце Воромировом клятом. Мало ли чего могло там с ними статься: поломка там какая, или кончится, к примеру, завод…

   Но, слава богу, всё обошлось. Конёк-горбунок скакал аж во весь опор, так что даже по паре сотен шагов, случалось, он пролётывал. А о Борилеве скороходном и говорить было лишне — мчался он прямо как вихрь!

   И таким образом оказались они вскоре у избушки Бабы-Яги, где теперь Кот-Баюн жил.

   Вот же и встреча случилась там радостная!

   — Я так и знал! — вопил котяра в экстазе. — Я так и знал, братцы, что всё у нас будет ладом! Ай да царевич, чудо-гусляр! Ай да царевна наша