Перегрины. Правда за горизонтом - Василий Кленин

«Надо обойти дом, – решил священник. – Я не дам себя обмануть ни Кентерканиям, ни Принципам!». Он подтянул нижнюю юбку гати, которая сползла с тучного пуза, и пошел за угол.

– Вот он! – раздался радостный писк какой-то мелюзги. Голая детвора – пять или шесть мальчишек и девчонок – прыгали на дорожке, хлопая в ладоши.

– Мы нашли! Мы нашли! Мы его первые нашли! – вопили они, и Морту хотелось швырнуть в детей камень, лишь бы прекратился этот писк.

– Что вам нужно? – окоротил он мелкоту.

– Дедушка! Дедушка Крукс зовет тебя, дядя Морту! – наперебой завопила малышня, каждый старался, чтобы именно его услышал священник.

Морту аж задохнулся от возмущения – называть патрона дедушкой! Верховного священника, приближенного к Исусу и ЙаЙа, чьими устами практически говорят боги… Правда, за последнюю мысль Крукс уже один раз избил его посохом, приговаривая: «Не говори за ЙаЙа! Не говори за Исуса!». Патрон был суров. Он обзывал Морту толстяком, говорил, что тому следует не только курятину жрать, но и трудиться. Веслом погрести для разнообразия.

Зато с детворой патрон был мягким, как воск. Они вечно крутились подле Дома ЙаЙа, старик их часто угощал разными вкусностями. Даже сам мог не есть, а мелкоте раздавал. Иногда садился неподалеку от Креста и подолгу рассказывал им разные истории. О чудесах, которые творил Исус, о том, как тот спас Первых людей и увел их от всемирного потопа. Рассказывал о том, как ЙаЙа творил землю. Разумеется, они его иначе как дедушкой не называли.

– А ну кыш, мелюзга! – как смог вступился за честь патрона Морту.

Подняв прислоненный к забору посох, он двинулся на площадь, к Дому ЙаЙа. Где же еще может быть Крукс, как не там.

Дом ЙаЙа, конечно, только условно можно считать домом. Но это было единственное Молитвенное Место, имевшее стены. В центре на возвышении стоял высоченный крест из загадочного дерева, какое не растёт на Вададли. Его привезли с красавца Папаникея. Перед святыней – ряды скамеечек, а всё это пространство закрыто щитами из плетенного тростника. Крыши не было – ЙаЙа всегда должен видеть крест, которым чтут его и его сына Исуса. Вдоль стен стояли плиты известняка, на которых изображены деяния ЙаЙа и сына его Исуса. По этим плитам учили Божье слово.

За крестом была еще маленькая хижина, даже, скорее, землянка. Морту помнил, как постился в ней в темноте, когда проходил этап посвящения. Наверное, самое страшное его воспоминание. Хотя, нет, еще страшнее было, когда его мальчишкой везли с Папаникея на Вададли. Грохот небес, рев ветра, царапание колючих брызг – он помнил только это. Долгие, почти бесконечные часы. Хотелось прижаться к отцу, чтобы защитил, но тот лишь отпихивал сына и ругался непотребно, пытаясь удержаться с веслом у борта каноэ. Перепуганный мокрый мальчик вжимался в деревянное дно и тихонько скулил: «Помоги мне…».

Старик Крукс тоже, видимо, не любил темноту землянки. Фактически она была его местом обитания, но первосвященник почти всегда находился на поверхности, даже спать мог на циновке под крестом. «Я уже старый человек, мне без заботы оставаться опасно. А так я под присмотром ЙаЙа нахожусь», – кряхтел он, обьясняя свою привычку.

Странный патрон. К сожалению, Морту не помнил других и не знал – должен ли патрон быть таким… странным. Лично он, Морту, весьма намерен прожить долгую жизнь. Может быть, даже такую, как у Бессмертного Клавдиона. А значит, рано или поздно он тоже станет патроном – старейшим из священников. Означает ли это, что и Морту должен стать таким – играть с детишками, пренебрегать почетом, вкусной едой и теплым кровом? Ну, нет! Кто же может заставить патрона делать совсем не то, что тому хочется!

Запах курятины остался позади вместе с усадьбой Кентерканиев – чутье все-таки не подвело Морту. Но уже поздно восхищаться своими дарованиями. Не напроситься уже к ним в гости, не получить законное блюдо с нежнейшим мясом. Да иот предстоящей встречи с патроном он не ждал ничего хорошего.

Дом ЙаЙа заметен издали. Жители Рефигии всегда украшали его стены снаружи яркими перьями. Этому обычаю портойев научили не священники – традиция как-то сама завелась. А может, ее подглядели у ара, которые считали яркие перья – лучшими дарами своим духам. Как бы там ни было, Дом ЙаЙа пестрел яркими красками и радовал глаз. Внутри всё выглядело гораздо строже. Морту вошел в открытый проход, как всегда, оробев и покрывшись мурашками.

– О! Сам благостный Морту! – засвистел-заскрипел высокий голос патрона, который сидел в одиночестве под самым крестом. Он опять снял две верхние юбки-гати и подставил сморщенное тело солнцу. – Значит, птенчики мои нашли тебя? Отрадно! Заходи, толстяк, посиди со стариком.

Вроде и без злобы сказал, но Морту всегда обижало обращение «толстяк». Как будто он виноват, что таким уродился. Он жил, как и все священники, усердно молился, пользовался теми же правами. Разве его вина, что ЙаЙа сделал его большим и широким?

Ускорив шаг, толстый священник устремился к главе. Собрался было примостить свой объемный зад на лавку в первом ряду перед Круксом, но постеснялся быть выше патрона и, кряхтя, опустился на песок.

– Зачем ты звал меня, верховный патрон? – максимально вежливо спросил он.

– Давно не виделись, Морту. Разве это не причина посидеть, поговорить?

И они оба на долгое время замолчали. Крукс увлеченно жевал соломинку, а толстяк в оба глаза следил за этим процессом.

– Ну, ладно, тогда я, – вдруг ни с того ни с сего вздохнул патрон. – Морту, скажи, почему ЙаЙа послал к людям сына своего Исуса?

Взгляд молодого священника невольно метнулся к шестому камню – «Чудеса Исуса». Словно, опять на обучении, когда в тебя часами вдалбливают Божье Слово.

– Прошли времена благочестивых императоров Аравама, Шалумуна, Костинуса, кои почитали истинного творца мира ЙаЙа, – поставленным глубоким голосом с максимальным пафосом начал Морту. – Пришёл к власти Игемон Эквит, который велел всем отречься от творца и чтить темного владыку Мабойю. По всей империи ставили Златых Тельцов. Людей хватали, клали на алтари, вырывали сердца и клали оные в золотые жабьи рты.

Толстяк видел, как с каждой фразой старик морщится всё сильнее. Он уже и выразительности голосу добавил! Но Крукс морщиться не перестал – так что дело было не в интонации. «Надо быстрее к Исусу», – понял Морту и вышел на «Явление Исуса».

– С болью взирал