Михаил Горбачев: «Главное — нАчать» - Леонид Васильевич Никитинский
Михаил Горбачев: «Главное — нАчать» читать книгу онлайн
Короткая, но яркая эпоха Горбачева погребена под штампом лихих 90-х: сменившим его правителям этот период отечественной истории неудобен — он порождает сомнения и будит мысль. На Горбачева приклеен ярлык, который одни давно прочли как «могильщик великой державы», а другие — как «великий реформатор», но так или иначе он уже как-то классифицирован и пахнет пылью краеведческого музея.
На самом деле предшествующий ему брежневский «социализм» сегодня мифологизирован, а о спрессовавшемся времени перестройки поколение родившихся в 90-е и позже почти ничего не знает. Извлекая новые смыслы из известных, казалось бы, фактов, автор стремится передать самый дух политической и нравственной революции, которой стала (хотя едва ли сразу была так задумана) горбачевская перестройка.
Загадку Горбачева, который возглавил могущественный СССР, как будто усыпив бдительность избравшего его на должность Политбюро, автор объясняет тем, что примерно до 1988 года он и сам ни за что не догадался бы о той роли, которая была ему отведена в российской и мировой истории.
Потерпела ли перестройка провал? Сегодня кажется так. Но завтра ответ на тот же вопрос будет зависеть от того, была ли она случайным отклонением в российской истории, или очередной попыткой сменить «колею».
Кайрос, время «кайрос». В древнегреческой мифологии за время отвечали два разных бога: Хронос и Кайрос, соответственно было и два разных понимания времени. Хронос — это обычно текущее, календарное время, а «кайрос» — особое время свершения, поступков и подвигов. Здесь возрастает, само собой, и цена ошибки. Время «кайрос» не отменяет хроноса, а разворачивается внутри него, но в ускоренном темпе и с другой плотностью (см. также «темпоральность»). Время «кайрос» так или иначе вовлекает всех, кого угораздило жить жизнь в соответствующем хронотопе, и, выбравшись, наконец, на твердый берег, мы бываем поражены количеством и качеством произошедших перемен.
Концепт, концептуализация. Концептуализация — попытка извлечения ранее не замеченных смыслов из известных фактов. Для этого полезно использовать все более новые интеллектуальные инструменты, каковыми и являются концепты. Это, если хотите, оптика. Надо, не скатываясь в релятивизм (см. «истина»), перевернуть все с ног на голову, потрясти, а затем скорее всего вернуть в прежнее положение, но уже с новым, извлеченным таким образом пониманием.
Легитимность. Крайне важное измерение в социологии и политологии, трудноуловимое, но отличное и в чем-то даже противоположное формально определяемой «легальности» (законности). Легитимность отсылает к более общему концепту «общественного договора», который формально никем не заключается, но выражает существующий в данный момент и в данном обществе консенсус относительно того, следует ли этой власти добровольно подчиняться и вообще ее терпеть. Реформы, предполагающие смену верований (см.), требуют запаса легитимности, а революции состоят в отмене до сих пор существовавшей легальности, что возможно только с опорой на легитимность, которую лидеры революции сумели завоевать и накопить в рамках еще прежней легальности. Так, неудача проекта «перестройка» во многом объясняется тем, что в какой-то момент Горбачев растерял легитимность, а его оппоненты — лидеры союзных республик, напротив, ее приобрели.
Массы, массовое общество. Концепт, впервые четко сформулированный Хосе Ортегой-и-Гассетом в 1930 году в книге «Восстание масс», а затем получивший широчайшее распространение и развитый с учетом новых феноменов (например, социальных сетей) в социологии и политологии. Здесь мы понимаем под этим выход на политическую сцену массы субъектов, которые наделены определенной властью, в первую очередь через процедуры голосования и аккламации (выражения одобрения), но «в массе» не обладают адекватным знанием. Ведомость масс, легко входящих в резонанс (вайб) с теми политиками, которые щедры на обещания, объясняет явление популизма, которое, по нашей версии, и погубило перестройку.
Модерн/постмодерн. Исторический модерн определяется как период в европейской и связанной с ней всемирной истории, начинающийся условно с Ньютона (XVII век) и характеризовавшийся (или характеризующийся, так как сегодня говорят и о «возвращении модерна») верой в истинное знание (см.) и на его основе в прогресс (до этого идея прогресса в выраженном виде человечеству была чужда). Фигура «прогрессора» у Стругацких — просто воплощение идеи модерна.
Постмодерн столбенеет прежде всего перед достижениями точных наук, показывающими, что чем больше мы знаем, тем меньше понимаем. Он характеризуется прямым отказом или сильными сомнениями в реальности какой бы то ни было истины и даже технического прогресса (имеющего свою обратную сторону), не говоря уже о прогрессе политическом. Философы — «постмодернисты» (тут кавычки, потому что они сами спорят, кого к ним относить или не относить) — очень умные, нам совсем не обязательно разделять их пессимистические выводы, однако приемы и концепты, которые они изобрели, полезны нам как инструменты извлечения смыслов.
«Народ» (политическая нация) — это фикция, как замечает Жак Рансьер, с которым мы согласны: «народ» всегда включает в себя неучтенную часть или даже многие части — меньшинства, которые время от времени ставят вопрос об изменении порядка равенства (и только тогда, по Рансьеру, начинается «политика»). Это важно понимать, разбираясь с традиционными апелляциями политиков к «большинству», к «народу», а на самом деле к «массам» (см.): такая большевистская тактика, игнорирующая меньшинства, образует не демократию, а через охлократию (власть толпы) ведет к тирании, что подробно описал еще Платон.
Нарратив. Дословно «рассказ, повествование». В политологии и здесь употребляется в значении «исторического нарратива», который с опорой на действительные или мифические события в прошлом изобретается, продвигается и охраняется властью как знание и докса (см.). В этом значении нарратив формирует идентичность (см.). Франсуа Лиотар в 1979 году в своем знаменитом докладе «Состояние постмодерна» возвестил о «крахе великих нарративов», в первую очередь коммунистического с его верой в прогресс, но также и христианского в его модерной интерпретации. Состояние постмодерна рассыпалось на множество «мелких рассказов» с коротким горизонтом ожиданий (см.), что хорошо объясняет, в частности, цинизм «постсоветского человека», похоронившего перестройку.
Открытое общество. Концепт австрийского и английского философа Карла Поппера, основоположника «критического рационализма», стихийным адептом которого, сам того не ведая, по нашему мнению, был Горбачев. По мысли Поппера, исторически первоначальные закрытые сообщества, основанные на табу, столкнувшись с необходимостью сотрудничества и компромиссов с Другими, были вынуждены признать, что их табу не абсолютны. Для них это был шок, но на рациональном уровне принять это оказалось не так уж трудно. Поэтому главная черта открытого общества — это его рациональность.
Очень элегантная концепция, однако не следует недооценивать и свойственный людям иррационализм (на что обращал внимание другой английский философ русско-еврейского происхождения, сэр Исайя Берлин). Так, неизменная вера Горбачева в «здравый смысл народа» оказалась одной из причин неудачи перестройки.
Перформативный сдвиг — концепт, предложенный антропологом Алексеем Юрчаком для объяснения феномена советского человека. При позднем социализме центр тяжести с содержания идеологических высказываний переехал на форму и своего рода обряд политического дискурса. «Свои» («своя публика») считывали в первую очередь обряд, понимая его условность и не особенно им раздражаясь (так во время политинформации в школе можно было читать интересную книжку под партой). В то же время, оставаясь в рамках обряда, можно было в знакомых словах и под видом «того же самого» протащить и нечто новое. Концепт перформативного сдвига позволяет уловить скрытый смысл, в том числе в стенограммах заседаний Политбюро ЦК КПСС, которые иначе выглядят просто как нелепость и вздор.
Поле опыта и горизонт ожиданий. Историческая оптика, предложенная историком Рейнхардом Козеллеком, на которого мы опираемся
