Перегрины. Правда за горизонтом - Василий Кленин

мужчинам не уходить далеко от домов и держать при себе оружие. Парочка портойев тут же решила примкнуть к отряду, как-то молча за Валетеем увязался его ара. Двоих членов своей семьи прислала Прецилья, дабы показать, что радеет об общем деле.

Дорога между селениями кори еще только намечалась и местами почти пропадала в лесных зарослях, но она была. Для Валетея тропа была символом сближения двух народов. И вот теперь они идут по ней, чтобы окончательно и бесповоротно разрубить тонкие ниточки дружбы. Если те еще оставались.

Нефрим построил отряд для боевого похода. Впереди в листве маячил разведчик – ответственная задача досталась мелкому Кентерканию. Основной отряд шел плотными рядами по трое. Но при этом, Валетею казалось, что вокруг него оформилась какая-то прослойка пустоты. Лишь Опенья был рядом. Но и он – где-то чуть сзади.

Протит до сих пор не знал: что же он будет говорить в деревне? И придется ли говорить?

Вскоре отряд достиг приметного лысоватого взгорка, с которого уже были видны хижины сибонеев. Кентерканий выбрался на гребень, залег в высокой траве и предостерегающе поднял руку.

– Стоять! – негромко скомандовал Нефрим и легким бегом направился к разведчику. – Что там!

– Вижу сибонеев, – громким шепотом ответил паренек. – Вроде всё спокойно. Только…

– Что? – спросил ангустиклавий снизу.

– Они вкапывают столб…

Валетея начала бить мелкая дрожь. Осталось несколько шагов – и всё. Сейчас ситуация сложная, но нормальная. Сейчас можно хотя бы делать вид, что идет обычная жизнь. А через несколько шагов всё необратимо изменится. Всё! И ничего нельзя будет поправить.

Как же не хотелось делать эти несколько шагов!

Нефрим вернулся и коротко скомандовал:

– Отдых!

– Отдых?

Валетей недоуменно уставился на Нефрима. Тот выдержал его взгляд, упрямо выпятив подбородок. Но глаза военачальника не удержались, стрельнули влево. Протит проследил этот взгляд и уперся в Тибурона. Тот словно не замечал молодого предводителя. Оружие его уже лежало на земле, мелковозрастный здоровяк скрестил руки на груди и хмуро оглядывал башенников. А за его плечами стояли его родичи-Луксусы, в глазах которых читалась готовность.

– Мы дальше не пойдем, – неживым голосом заявил Нефрим.

Валетей снова уставился на ангустиклавия. Тот выдержал взгляд, его глаза были холодны и пусты. Лишь желваки перекатывались под темной кожей. Юноша оглянулся на остальных башенников, но те старательно изучали окрестности или просто траву под ногами.

Протит криво усмехнулся.

«Надо же! – подумал он. – Какая шустрая женщина!».

– Отдых – дело нужное! – улыбнулся Валетей. – А я, пожалуй, пойду пройдусь.

– Дикарей может напугать такой большой отряд. Наверное, не стоит, – заговорил Тибурон.

– Не стоит! – остановил его Протит, скривившись, как от кислой еды. – Не надо уже всего этого. Я пойду один. А вы отдыхайте.

Перед Валетеем появился старый Опенья.

– Я пойду с тобой… господин, – склонил он голову.

Валетей замер. Только что весь мир отвернулся от него. По-своему, это даже легко – когда уже не ждешь ничего. А тут – старик. И снова в душе разгорается огонек, от которого и тепло, и больно. Кто в итоге знает, как лучше: с огнем в душе или без? Да, всего один старый ара. Это ничего не меняет в его ближайшем будущем. Но так много меняет внутри.

Они пошли. Мимо опустивших головы башенников. Мимо настороженного Тибурона. Мимо удивленного мальчишки Мартинуа, который сидел в кустах на взгорке и не знал, что там произошло за его спиной. Сибонейское селение оказалось сразу так близко! Даже людей можно было рассмотреть.

Дикари вкапывали в землю толстый свежесрубленный столб.

Они уже заметили чужаков и пристально за ними следили. Теперь нужно идти вперед, что бы там ни было. Когда до столба оставалось шагов десять, Валетей остановился. Местные уже завершали свою работу. Они недобро косились на портойя и яростно притаптывали пятками рыхлую землю. Вокруг стояли мужчины постарше, среди них был даже вождь Таллиэцалли. А чуть в стороне, на толстой подстилке из пальмовых листьев, прикрыв глаза, лежал Петениц. Две женщины обмывали его раны, отгоняя назойливых насекомых.

От группы молодых отделился Цани и сделал несколько шагов навстречу.

Валетей смотрел в глаза другу – бывшему другу – и не знал, с чего начать.

– Привет! – только и смог выдавить он из себя.

– Ты пришел, – утвердительно заявил кори. Он сказал это на своем языке, и Протит понял, что это он сделал специально. Раньше они общались на языке Первых.

«И здороваться он не стал», – отметил юноша.

На языке сибонеев «привет» – это пожелания здоровья, процветания и благорасположения Отца-Матери-Земли. Ничего это дикарь своему бывшему товарищу желать явно не хотел.

Цани ждал. Разумеется, кто пришел – тому и следует заводить разговор. А Валетей этого не мог сделать. И сибоней, усмехнувшись, покачал головой и заговорил сам.

– Петениц учил меня бить рыбу острогой. Я был совсем маленьким тогда. Петениц тоже был ненамного старше… Он и сам-то толком ловить рыбу не умел, но учил меня. Учил ждать в воде, превратившись в камень. Объяснял, что вода всегда врет и бить надо чуть ниже, чем нам видится. И поднимать острогу надо всегда острием вверх, а не тянуть назад… Он многому меня научил. Когда из-за моря появился ты – ты тоже многому меня научил. Рассказывал удивительное, показывал чудесный мир за морем. Я горевал по пропавшему Петеницу, но думал, что Отец-Мать послали мне тебя. И что ты даже лучше!

Цани вернулся к столбу, хлопнул по шелушащейся коре и обернулся.

– Смотри, Валетей! Смотри, чему я научился у тебя!

«Но я же не делал этого!» – хотелось совершенно по-детски закричать Валетею. Как в детстве, когда Мелид украл из курятника яйца, разделил между братьями – и в разгар пиршества детвору с поличным накрыла одна из матерей. «Я не брал эти яйца! – хныкал маленький Валетей. – Я только ел!». И тогда он был свято уверен, что не виноват, а лупить надо только Мелида.

Детство кончилось. Давно.

– Я не знал об этом, Цани, – Протит тоже заговорил на языке кори, чтобы хоть как-то расположить к себе друга.

– О чем ты не знал?! – вскричал дикарь. – Ты не знал, что у вас все люди делятся на господ и слуг? Не знал, что вы можете привязывать «дикарей», – он выплюнул единственное портойское слово. – Привязывать их к столбам и наказывать, если