Ромодановский шлях. Забытые победы - Даниил Сергеевич Калинин

Стрельцы навалились на черкасов с такой неудержимой силой, что в считанные мгновения очистили укрепление от тех, кто уже успел прорваться. Атака на бастион Палицына вновь приостановилась, даруя заметно уставшим ратникам передышку – а сотнику еще и время осмотреться по сторонам… Более всего голова переживал за бастион Федота Шматова – но опытные стрельцы не сплоховали, отстояли земляную крепость рубящими ударами двуручных секир! Атака на этот бастион – между прочим, наравне с укреплением самого Палицына и Березникова стоящего по центру, на самом острие вражеского удара! – также захлебнулась…

Ну а майор собрал на своем укрепление небольшой резерв из опытных мушкетеров, раздав последним имеющиеся в запасе самопалы – и крайне грамотно воспользовался небольшой передышкой, что подарили его солдатам стрельцы Палицына. Бросив мушкетеров с пистолями в сечу в момент контратаки, он также очистил собственный бастион от врага – и на этом наступательный порыв черкасов окончательно иссяк.

Порой – даже когда силы неравны! – побеждает тот, кто более всего хочет победить. За спинами верных присяге ратников были женки и дети русских мещан да сохранивших верность царю малороссов… За ними была собственная жизнь (от победивших пощады не жди!) – и решимость стоять до конца. Пусть даже умереть – но стоять до конца… У изменивших же черкасов такой стойкости не было; их вдохновляла собственная многочисленность и успешность первых действий, когда весь город пал в их руки! Казалось, что приложи еще небольшое усилие – и они без труда захватят небольшой замок с заросшим рвом, малым числом пушек и не шибко великим гарнизоном. Один к шести – разве был у русских шанс выстоять?

Но уперлись, выстояли – а когда число павших черкасов сравнялось с собственной численность защитников гарнизона, мятежники дрогнули, пали духом… И покатились назад – что важно, по приказу Березникова в спины казакам не били, словно намекая: отступитесь!

…Солнце медленно опускалось за горизонт – а его последние лучи, окрасив небо в пурпурные и золотистые оттенки, словно прощались с павшими. В воздухе витал запах крови и пороха, смешиваясь с ароматом вновь заваренного кулеша.

Где-то в тени крепостных стен, женщины со слезами на глазах перевязывали раненых. Их руки дрожали, когда они накладывали повязки на иссеченные раны. Глубокие вздохи, полные горя и страха, сливались с тихими шепотами молитв. Павшие же ратники лежали на земле, накрытые простынями.

Женщины тихонько оплакивали их, шепча молитвы.

На стенах же стрельцы и солдаты, смахивая со лба трудовой пот, сбрасывали тела мятежников за пределы крепости. Их лица были напряжены, глаза полны решимости, но также в них читалась и усталость… Каждое тело, падающее с высоты, оставляло за собой не только чувство победы, но и горечи.

Сколько русской крови УЖЕ пролито за Малороссию с обеих сторон? И сколько еще прольется, коли молороссы позволят увлечь себя предателям и изменникам, обещающим всем свободу и богатства – а на деле расплачивающиеся свободой казаков с ляхами, а их женами и детьми с татарами? Выговский, Юрко Хмельницкий… А сколько таких предателей еще будет?!

Вопросы, увы, не имеющие покуда ответов… Поумнеть бы малороссам – да всегда ведь найдутся дурни, готовые скакать под чужую дудку…

Палицын шумно вдохнул свежий воздух, принесенный ветром с реки. Руки его страшно болели – все-таки возраст дает о себе знать. Не юнец уже легконогий, и не молодой ратник, рубившийся под Смоленском.

- Ничего братцы, сдюжим! Сегодня сдюжили – а назавтра черкасы точно нас не попрут, поостерегутся! – подбадривал стрельцов уставший сотник. Он знал, что даже такие простые слова хоть немного, но приободрят воев, даруют им хоть немного надежды…

А на куртине меж тем, затянули негромкую песнь донские казаки. Шапран отбился – потерял треть станицы, но отбился, защитив стену и выручив простых солдат. Но что принесет новый день – и новый штурм? Хватит ли обессилившему гарнизону замка вновь выстоять при яростном штурме врага?!

Одни вопросы, ответов коим нет… Но сцепив зубы, Василий Семенович упрямо повторил вполголоса уже для самого себя:

- Ничего. Сдюжим…

Глава 5.

Петр Бурмистров мерно покачивался в седле. До того как солнце вошло в силу и начало вовсю припекать, выдвинувшийся на помощь осажденному Кременчугу отряд преодолел значительное расстояние… Двигались русские ратники быстро – однако стараясь при этом не заморить лошадей.

В безбрежной степи, где небо сливается с землей по линии горизонта, давно уже вошла в силу летняя жара. Палящее солнце вошло в зенит, окутав степь в золото – а взгляд всадника, устремлённый вдаль, терялся в бескрайних просторах… Каждый шаг по нагретой земле оставляет за собой пыльный след, что быстро заносит ветром – будто сама природа силится стереть все воспоминания о человеке, вернуться в свое исконное состояние. Малоросская дорога кажется серой от пыли, только выгоревшие травы уходят к горизонту – а безоблачное небо на их фоне кажется беспредельно голубым!

Общее впечатление единения с природой портят выгоревшие или заросшие сорняком поля, раскинувшиеся по обе стороны от дороги… Сколько уже простых пахарей сгинуло в этой войне? А сколько еще сгинет?! Раньше воевали только с ляхами и татарами – а теперь казаки воюют и друг с другом, и с русскими, коих ранее просили о помощи!

А татар сами же и приглашают на свою землю…

Вот только крымские да ногайские людоловы своим хищническим привычкам не изменяют – и, не добыв полона в сече с русскими воями, собирают ясырь на разоренной малоросской земле… Прибившийся к рейтарам казак из отряда Золотаренко, следующий по правую руку от Петра, сплюнул на потрескавшуюся от жары землю.

- Ох Юраско, Юраско… Выродок клятый! Как же далеко упало-то яблоко от яблоньки… Все, за что отец воевал, все, ради чего кровь козаки проливали – все ляхам сдал, все! Когда же мы эту погань-то вытравим, а?! Ведь земля у нас – палку воткни, так побеги пойдут! Только пахать уже некому... Еще немного, и голод начнется.

- За этим мы и здесь, Василько. – устало ответил взопревший даже в нательной рубахе Бурмистров. – С Божьей помощью отвадим и предателя, и его воров…

Вот про голод Петр ничего не сказал – да и что тут скажешь? Население разоренной войной Малороссии сократилось едва ли не вдвое