Напарник обмену и возврату не подлежит - Лена Тулинова

чем закончился этот день, произошло ещё кое-что. Эрманика, придя домой, заперлась в душе, хотя и в этом не было необходимости: входная дверь была на запоре, спальня тоже. Но Ферре было не по себе, если защёлка на двери ванной не была задвинута, как надо. Мыться, когда к под шум воды может подкрасться какой-нибудь преступник, она не могла. Потому и пистолет держала рядом, на полочке, и никаких ширм и занавесок не признавала.

Но про отдушину Нетте-Дженце она не соврала. Ей действительно нравилось петь в душе, и она запела, не таясь. Кому тут слушать, кроме Альтео? Эрманика пела приятным, низким, бархатистым голосом. Это была финальная песенка из старого мюзикла «Жизнь под зонтом», на который бабушка с дедушкой водили маленькую Нику, и жизнь тогда была прекрасной. В песне было так много счастья и восторга, что казалось – они выплёскиваются с каждой нотой. И постепенно пропадал ком в горле, и становилось немного светлее на душе, и начинало казаться, что впереди у Эрманики Ферры есть ещё хоть сколько-нибудь приемлемое будущее. Какое? Ферра не была склонна предаваться мечтаниям. Ей бы сошло любое, где нет сосущего душу одиночества и страха перед тем, что кто-то снова ворвётся, убьёт товарищей, изувечит, оставит умирать…

Песня кончилась, вода в душе стала казаться холодной, и, дрожа, Эрманика переступила ногами, чтобы достать до полотенца, что висело на стене.

– Всё хорошо? – спросил участливый голос, и, прежде чем сообразить, кто спрашивает, Ферра схватила с полочки над раковиной пистолет и выстрелила.

Зря! Только расколотила узорную плитку на стене. Осколок угодил ей в руку. Кроме того, она когда-то успела удариться мизинцем ноги о край бортика душевой кабинки. Ноготь и кончик пальца побелели.

– Какого чёрта ты забрался в мою ванную, ты, наглый уродец? – заорала Ферра. – Мы с тобой договаривались: я позволяю тебе слушать под дверью, а ты не показываешь мне свою рожу!

С досады она даже забыла, что стоит голая и мокрая с пистолетом в руке. Зато внезапный озноб исчез, стало жарко.

– Тише, тише, – сказал Альтео. – Положи оружие. Я просто почувствовал, что тебе плохо. Я же всегда рядом, когда тебе плохо, помнишь?

– Мне плохо от тебя, чтоб ты сгинул, – устало сказала Ферра. – Какой от тебя толк? Пугаешь, разыгрываешь, мешаешься… Даже полотенце подать не можешь.

– С полотенцем ты справишься и сама, – заметил ди Маджио, – а вот с депрессией вряд ли.

– Нет у меня никакой депрессии!

– Это благодаря мне. Вспомни, что было в детстве…

– Не хочу я вспоминать.

– Завтра всё равно придётся.

Ферра не стала ему отвечать. Если ей и надо вспомнить что-то из детства, так это то, как она научилась перед всеми скрывать, что ди Маджио существует. Правда, когда-то её радовало, что рядом находится почти взрослый парень, пусть и воображаемый. Сейчас он бесил.

Она кое-как вытерлась, оделась и, выпив вместо ужина стакан апельсинового сока вприкуску с кусочком хлеба, легла в кровать.

– Чтоб ты сгинул, ди Маджио, – угрюмо сказала она, уже засыпая.

ГЛАВА 4. Не только плохое

– Колокольчик, – напомнил Альтео.

– Знаю, – буркнула она и хотела оставить колокольчик без внимания, но потом передумала и задела пальцем эти тонкие звенящие трубочки, чтобы услышать переливчатый звон.

– Зеркало.

– Да ладно тебе, – Ферра бросила на отражение раздражённый взгляд. – Что я там, по-твоему, увижу нового?

Ди Маджио тоже посмотрелся в зеркало, но отражения, конечно, не увидел.

– Дверь.

Она заперла и проверила – всё закрыто. Вот тут от правил отходить нельзя. Всё должно быть надёжно заперто.

– Сегодня будет хороший день, – сказал ди Маджио.

– Вряд ли, – ворчливо ответила Эрманика.

***

– Давайте поговорим о вашем воображаемом друге, Эрманика, – после обмена приветствиями предложила Леона Аурелия Нетте-Дженца, сидя в низеньком уютном кресле.

За нею располагался большой письменный стол, и стул рядом, но психотерапевт предпочла вот это уютное кресло и низкий журнальный столик. Напротив стояло не менее славное креслице, в котором сонно зевала Эрманика. Хорошо, что Нетте-Дженца привезла с собой мебель. Могла и диван захватить, наверное, но не захватила. И вон того книжного шкафа здесь при прежнем докторе не было. Эрманика поморщилась: у шкафа была приоткрыта стеклянная распашная дверца. Она вообще не любила такие дверцы на мебели, легко наткнуться. Уж если остеклять книжный шкаф, то раздвижными стёклами на рельсиках.

– Давайте, – ответила она, раздумывая: лень ей встать и закрыть дверцу, или всё-таки не лень. – Кстати, а мы можем перенести наши занятия на вечер? Утром я ужасно хочу спать.

– К сожалению, пока не можем, – развела руками Леона Аурелия. – По вечерам я практикую в больнице. Хотите кофе?

– Давайте, – опять сказала Ферра.

Кофе в кабинете даже не пахло, но Нетте-Дженца удивила. Унизанные перстнями пальцы левой руки пошевелились – одновременно с этим захотелось подвигать пальцами маг-ортезов! – и воздух пришёл в движение. Что-то загромыхало в ящике письменного стола. Звук был похож на тот, который бывает, когда трясёшь жестяную копилку. Затем ящик выдвинулся. Леона Аурелия вытащила оттуда и поставила на стол две большие фарфоровые чашки с кофе.

– У меня кафе-портал, каждый месяц оплачиваю его. Надо только держать немного мелочи на чай и посылать внятный заказ. Но я приспособилась писать всё на бумажке и класть в ящик вместе с деньгами. Единственное неудобство – чашки по кафе-порталу обратно не отправишь, – вздохнула Леона Аурелия. – Приходится в конце рабочего дня относить их самой.

Кофе был хороший. Эрманика не спеша его потягивала и жмурилась. Ди Маджио внял уговорам и не появлялся, и сейчас даже не хватало какой-нибудь его реплики – очень уж растянулась эта напряжённая тишина.

– Итак, у вас есть воображаемый друг, – сказала Леона Аурелия, отставив свою чашку с кофе на маленький столик. – Он сейчас тут?

– Нет, остался за дверью, – без тени иронии ответила Ферра. – Обещал вести себя хорошо.

– То есть он поддаётся на уговоры, идёт на компромиссы?

– Когда ему это удобно – да, – ответила Ферра.

– Вы помните момент, когда ваш Альтео появился? – спросила Леона Аурелия.

– Может быть, мы лучше поговорим… о семье или о том, как я пою в душе? – ответила вопросом на вопрос Ферра.

Ей не