Незнакомцы - Мария Анатольевна Акулова

нет. Он удалил диалог для двоих. Уничтожил нас друг для друга.

Я даже не знаю, из-за чего меня захлестывает отчаянье. Из-за того, что нас, кажется, все предали. Или из-за того, что у меня ебучая задержка.

Мама очень плакала и не хотела уезжать. Олегу и мне стоило огромных усилий уговорить её сесть в первую машину. В ней должна была ехать я, но мне надо было подняться и узнать: беременность есть или нет.

Очередная попытка вчитаться в строки инструкции заканчивается ничем, я сминаю лист с хрустом и бросаю его в урну.

— Господи, похуй.

Я же знаю, что надо опустить тесты в мочу и ждать. Так и делаю.

На второй этаж снова кто-то поднимается. Я по шагам узнаю, что это Борис. Он тоже стучится в мою ванную, когда таймер отсчитывает вторую минуту из необходимых пяти.

Я наматываю по ней круги и молюсь богу, в которого не больно-то верю, чтобы пронесло.

— Лолита Александровна, пора.

— Две минуты. Пожалуйста.

— Лолита Александровна, мы не можем ждать.

— Минуту, хорошо?

Пауза, после которой Борис, вздохнув, хрипло просит:

— Заканчиваете и спускайтесь. Это не шутки. Всё очень серьезно.

— Хорошо. И спасибо.

Он и охрана Яровея — единственные люди, которые нас не бросили, а остальные…

Я приваливаюсь к двери и смотрю в потолок, пытаясь не плакать.

Мне страшно. Мне очень-очень страшно.

Я не понимаю, что происходит вокруг, но и что происходит внутри я тоже не понимаю.

Мы столько раз занимались сексом без защиты, но Руслан в меня не кончал, во всяком случае, мне так казалось, а дурная интуиция криком кричит, что не пронесет… И что делать?

После той ночи в клубе я не смогла врать Артуру. У нас с ним нет шансов.

Я не ждала от Руслана ответных признаний в любви. Мне даже не было больно, что он снова исчез. Испарился. Я смирилась, что Незнакомец — всего лишь первый и самый яркий в моей жизни опыт. Только сегодня осознала, что это очередной самообман. Из всех предателей он сделал так больно, как не смог бы никто другой.

Из уважения ко всем Зерновым я попросила у Артура расстаться. Возможно, именно это надломило отношение между Константином и отчимом, а может быть дело вовсе не во мне.

Телефон орет как не в себе. Я подпрыгиваю из-за перенапряжения и, оттолкнувшись от двери, подхожу к разложенным на краю раковины тестам.

Смотрю на оба и пытаюсь обуздать бешено разогнавшееся сердце. Под коленками — слабость. Я цепляюсь за мрамор и вроде как выдыхаю.

Полоска одна.

На обоих — одна полоска. И это прекрасно. Это значит, что пронесло.

Выключаю орущий мобильный и сгребаю доказательства своих сомнений. Теперь можно спускаться, сесть в машину и уезжать.

Всё будет хорошо. Олег миллион раз выходит из передряг. Сам выходил и нас с мамой выносил на руках.

Любовь Яровея к своей Вике разрывает мне сердце. Он ее не бросил бы ни за что и никогда.

Он не удалил бы ее из жизни, как проходной кусок.

— Лола, блядь! — Олег кричит, стоя под лестницей.

Я ускоряюсь.

Дергаю ручку, и случайно выпускаю из рук один из тестов. Он летит на пол и приземляется, а вместе с ней приземляется мое только начавшее успокаиваться сердце.

На дно.

На самое, блядь, дно.

Перед глазами плывет. К горлу подступает тошнота, которая сопровождает мои пробуждения вот уже неделю с небольшим.

Я смотрю вниз и не хочу верить глазам, потому что на упавшем тесте полоски уже две.

Присев, сгребаю его дрожащими пальцами. Взгляд туманят слезы, но ни думать, ни страдать мне некогда.

Я проверяю первый тест: там всё ещё одна. Господи, легче не стало!!! Кто из вас врет?!

Вылетаю из спальни и начинаю спускаться по лестнице, на полпути меня под локоть прихватывает Борис, но до машины дойти мы не успеваем.

До ушей первыми начинаю доноситься хлопки, которые я уже намного позже осознаю, как выстрелы.

Дальше — топот ног, звон стекла разбивающихся со всех сторон окон, движение людей и крики.

Громкие. Требовательные. Сносящие всё и подавляющие волю.

— Лицом в по-о-о-ол!!!

В дом влетают вооруженные люди в черной форме. Я вроде бы всё понимаю, но справиться с собой всё равно не могу: кричу от страха. Борис достает пистолет из-за пазухи, но выстрелить не успевает. Секунда — и его относит от меня назад.

— Дура, в пол легла!!!

***

Кажется, что с ума сошел или мир, или я. Трясет от адреналина, с которым организм не справляется.

Паникой накрывает непонимание: где мама, что с Олегом. Что будет со мной сейчас интересует в последнюю очередь.

Меня задержали. Даже зачитали какие-то права и увезли не на комфортной машине Яровея в безопасное место, а погрузив в багажник-клетку. Главное, что я усвоила: не сопротивляться и не перечить.

Сейчас меня за локоть ведут вдоль металлических дверей в какую-то комнату. Не церемонясь и не спрашивая, не жмут ли наручники. Они жмут, но всем вокруг плевать.

Грубо дернув, надзиратель усаживает меня на хилый стул рядом с обшарпанным столом. Я завороженно смотрю на графин с водой. Хочу пить, но попросить нет смелости.

Происходящее не может быть правдой. Как не могут быть правдой и брызги крови, которые запеклись у меня на одежде.

Наверное, меня привели на допрос. Наверное, надо настроиться его пройти. Хотя бы спросить, что с моими родителями. Но… Как?

За спиной щелкает замок. Здесь каждую дверь обязательно закрывают: или снаружи, или изнутри, я уже поняла. Тут свой протокол безопасности.

Мне стоило бы оглянуться, проявить любопытство, но я продолжаю смотреть на графин, испытываю лютую жажду, пока сзади раздаются шаги.

Вальяжные. Неспешные.

Нос щекочет запах, который я принимаю за галлюцинации. Вдох за вдохом мираж не проходит, а усиливается. Это ужасная издевка вспомнить о нем вот сейчас…

По коже распространяется мороз, волосы на затылке и руках поднимаются торчком. Мне становится сложно дышать ещё раньше, чем зашедший обойдет меня и остановится возле стола.

Мужская рука упирается в облущенное дерево за графином, а время замедляется. Я отмираю клетка за клеткой, эпицентр катастрофы расположен в груди.

Еду взглядом вверх от кисти со знаком Tiwaz по забитому татуировками предплечью. Обтянутым черной тканью футболки плечу и широкой груди. На шее вижу те же пики, которые множество раз трогала губами. Что я здесь только губами не трогала…

Глаза против воли наполняются слезами. Боли становится больше, чем я способна пережить.

Поднимаю обе руки, потому что от наручников