Напарник обмену и возврату не подлежит - Лена Тулинова

– Он предлагает отдать вам улики, – сказала Ферра. – У меня есть несколько плёнок с записью очень важных разговоров, их сделал мой информатор Мад Гервас.

– Ого, – сказал Луиджи, – так ты не зря с ним задружилась?

– Я не задружилась, я… – тут Ферра запнулась. – Он мне скорее как старший брат, – выпалила она. – И уж если он так пострадал при взрыве, если как свидетель чего бы то ни было он пока… В общем, у меня есть его записи. Там достаточно, чтобы Сеньо вылетел из списка кандидатов пулей.

– Так чего ж ты молчала? – обрадовался Луиджи.

– Была без сознания, простите, – фыркнула Ферра. – Поищи ключ в моих вещах, если они сохранились. Если нет – взламывай дверь. Я расскажу тебе, где хранятся записи Везунчика.

ГЛАВА 2. Дженна

Кама ди Маджио вошла тихо, не то что Луиджи с Танитой. Переглянувшись, сослуживцы сказали, что подождут снаружи. Дженна села на краешек стула, погладила руку Эрманики, едва её касаясь, но потом чуть сжала.

– Я рада, что ты поправляешься, дочка, – сказала с чувством. – Я так рада! Если бы вы трое погибли, мне пришлось бы снова остаться совсем одной. Тогда я тоже умерла бы.

– Дженна, – в горле словно слива застряла, так трудно далось Ферре имя бабушки Альтео. – Я так рада видеть вас, Дженна.

– Я молилась за тебя, – сказала женщина.

Ферра смотрела на неё, склонившую голову, и видела в облике Дженны что-то новое. Стали резче морщины, глаза смотрели как-то по-особенному скорбно и торжественно. И не было в этой женщине того, к чему Эрманика за последний месяц с хвостиком уже успела привыкнуть: не было потерянности, неуверенных, суетливых жестов, манеры втягивать голову в плечи и искать, искать что-то растерянным взглядом.

– Вы так изменились, Дженна.

– Я? Скорее, я нашла себя. Да, нашла, – со вздохом сказала та. – Мне надо немного привыкнуть к тому, что двадцать лет я искала тех, кого уже давно не было рядом. И жить с теми, кто…

– Кто действительно находится поблизости, – продолжила Ферра. – Дженна, это хорошая новость. Можно… можно называть вас бабушкой? Вы всё больше напоминаете мне мою собственную бабулю, а она была мне ближе матери.

– Я сама хотела предложить, – Дженна смахнула с глаз непрошенные слёзы. – Ника.. Между нами нет кровного родства, но разве две потерянные души не могут сродниться сами по себе?

– Конечно, могут, – ответила Эрманика. – Простите… прости, бабушка, я сейчас не могу обнять тебя, но как только снимут гипс и повязки…

– И ещё кое-что, – Дженна склонилась ещё ниже к изголовью кровати. – Я видела Альтео. Уж не знаю, призрак ли он был или как, но я его видела. Он вырос, мой мальчик, но остался всё таким же славным озорником.

– Ты же говорила, он был тихий, – слегка улыбнулась Ферра.

– Это не мешало ему озорничать, даже тихий ребёнок – это не стул и не кресло, чтобы спокойно стоять в углу целыми днями, – засмеялась Дженна. – Не знаю вот только, вдруг одно помешательство сменилось у меня другим…

– Похоже, что ты не всё помнишь из тех двадцати лет, особенно последние дни, – сказала Ферра. – Это ничего. Я расскажу тебе потом всё, что только захочешь узнать. Но главное – это то, что Альтео почти все эти годы был со мной. Он был моим фантомом, моим воображаемым другом, моим тайным напарником. Его никто не видел и не слышал, а когда он устал быть таким и мы поссорились…

– Он ушёл, – еле слышно произнесла Дженна. – Ты ведь уже рассказывала мне это?

– Да, – сказала Ферра. – Незадолго до первого предупреждения. И ты до сих пор в опасности, бабушка. Из-за меня и из-за того, что тогда, двадцать лет назад, Марсио оказался не в то время и не в том месте.

– Я помню, соседский мальчик, лет шестнадцать ему было, всё бегал посыльным туда-сюда, – кивнула Дженна. – Как его звали? Он был из спаньоло, но имя…

– Это неважно, – сказала Ферра, перепугавшись не на шутку.

Потому что на записи, добытой Везунчиком буквально накануне взрыва в суде, упоминалось, что кандидат в мэры участвовал в казни Марсио с его семьёй. И Гервас говорил о том, что Чикко велел Сеньо решить проблему с Дженной, то есть избавиться от неё. Если Дженна хоть как-то покажет, что помнит Сеньо по тем временам – тучи над нею лишь сгустятся.

– Это важно, – упрямо сказала Дженна. – Я вспомню. У меня теперь есть память, и я хочу вспомнить всё, что сумею!

– Ты молодец, – Ферра чуть пожала руку женщины и вдруг поняла, что слабость слабостью, и ранения ранениями, а в пальцах силы как будто прибавилось.

Тогда она приподняла свою кисть и уставилась на неё, словно никогда раньше не видела. Тонкая сетка шрамов там, где врачи по осколочкам собрали кости, никуда не делась. Но боль в пальцах стала совсем слабой, а дрожь исчезла вовсе. Как знать, может, это просто действие медикаментов, но надежда уже полыхнула, словно ей подкинули хвороста.

– Здесь хорошие врачи, – сказала, будто подслушав её мысли, Дженна. – Ты скоро встанешь и вернёшься домой. А пока, прошу, попробуй немного этого пирога.

Вкус лимонной начинки был таким одновременно свежим, острым и кисло-сладким, а сливочный крем отлично оттенял кислинку! Затем Дженна уговорила Эрманику отведать ложечку-другую тирамису. И напоследок, озираясь на дверь больничной палаты, влила в свою новоявленную внучку немного рубинового содержимого той самой бутылки, которую принёс Луиджи.

– Ну вот и отпраздновала, – слабо улыбнулась Ферра.

От посещений она совсем устала. Потянуло в сон. Уже засыпая, Эрманика почувствовала, как Дженна поцеловала её в щеку, а потом услышала, как старушка потихоньку вышла.

***

На другой день Ферра смогла сидеть. Медсёстры, которые приходили то с едой, то с таблетками, то с капельницами, то ещё с чем-то, рассказали, какие у Эрманики «повреждения» и чем что лечится. Тяжёлая контузия, выбитое плечо, сломанные рёбра, трещины в нескольких костях рук и ног