Напарник обмену и возврату не подлежит - Лена Тулинова

class="p1">Ночью она долго не могла уснуть. Всё казалось, что по палате кто-то ходит. Слышалось дыхание, звук шагов, а два раза даже привиделся Эрманике смутный силуэт. В коридоре тоже что-то происходило, какая-то суета, видимо, привозили больных или раненых.

– Альтео, – позвала Ферра, когда снова услышала какое-то шуршание в углу.

– Я здесь, – откликнулся знакомый голос.

Но звучал он странно. Как будто обеспокоенно.

– Что там происходит?

– Беспорядки не прекращаются, на улицах стрельба и погромы, – сказал ди Маджио. – Люди продолжают поступать. И умирать.

– Но как можно заставить столько народу протестовать? Неужели они могут поддерживать Лючано Сеньо? – не поняла Ферра. – Да и потом, от них же не так много зависит, мэра выбирает совет.

– Часть людей – подстрекатели из банд Братства. Мелкие сошки, порой совсем ещё сопляки, работают за идею, – сказал ди Маджио. – Кое у кого долги перед кем-либо из Братства. Мелкие лавочники, всякие дельцы, да мало ли – каждый, кто держит магазинчик-другой или место на рынке, может задолжать Братству. Есть ещё дураки, которым только дай побузить, особенно если налить им чарочку или пообещать немного деньжат.

– А умирают обычные люди, – с горечью сказала Ферра.

– Умирают обычные, – вздохнул Альтео, и опять его голос показался Эрманике каким-то странным. – Я как-то не так себя чувствую. Начать даже с того, что я вообще не должен чувствовать ничего. Это всё смерти…

– Куда ты исчезаешь? Откуда появляешься? – задала вопрос Ферра.

– Я не могу объяснить это, – сказал Альтео. – Но с некоторых пор исчезать стало как-то сложнее. И знаешь, что? Дженна снова видела меня. Мне страшно.

И с этими словами он пропал.

ГЛАВА 3. Везунчик где-то у грани

Наутро Ферра наконец-то сумела встать – при поддержке врача, который непрестанно ворчал, что надо быть осторожней и что магия не всесильна. Как и медицина. И вообще никто не всесилен, кроме бога, а его, как известно, выдумали на заре времён.

Под это ворчание она смогла, наконец, дойти до соседней палаты. Чезаре Гатто вскочил с кровати и тут же болезненно скорчился.

– Кама Ферра! Детектив! – воскликнул он, глядя на Ферру с щенячьим обожанием. – Я тоже уже могу ходить! Но с костылём!

– А что же не зашёл ко мне? – спросила Эрманика растроганно.

– Не хотел тревожить, – смущённо сказал стажёр. – И не знал, вдруг вы… не хотели меня видеть?

– Ты глупый котёнок, – Эрманика протянула к мальчишке руки.

– Давайте, загоняйте себя в гробы, – буркнул доктор, но Ферра и Гатто уже обнимались и не слушали его. – Подумаешь, встать они могут. Это, наверное, бог помог.

– Нет, это один волшебник с руками, которые способны творить чудеса, – повернулась к нему Эрманика. – Скажите мне, а другой пациент… Мад Гервас? Он как?

– По-прежнему. Не пойму, в чём дело. Голова? – отрывисто сказал врач. – Почему бог не помогает в действительно тяжёлых случаях? У меня уже четвёртый пациент умер. Если бог есть, зачем позволил придумывать оружие? Пули эти ваши…

– Можно его видеть? – спросила Ферра.

– Да на здоровье, – фыркнул врач. – Только он вас не увидит и не услышит. Он где-то там, за гранью, и ему наверняка хорошо. Бегает босиком по травке. Вас не вспоминает.

В палате было солнечно, но в лучах не поблескивало ни единой пылинки, такая тут стояла чистота. Ферра села на стул возле кровати Везунчика.

– Я ненадолго, – сказала она, накрывая своей рукой его безвольно лежащую поверх одеяла кисть. – Ты же веришь, что я твоё невезение. Тогда, значит, чем я дальше – тем у тебя больше шансов, Везунчик. Я скоро выпишусь, и ты сможешь вернуться… да?

– До тех краёв долетают только песни, – прошептал откуда-то голос Альтео. – Я-то уж знаю.

– Там, куда ты исчезаешь, эти края – близко? – спросила Ферра. – Когда Гатто был в бреду, он виделся с тобой.

– Возможно. Ничего нельзя сказать наверняка, потому что память страдает при этих перемещениях туда-сюда, – сказал Альтео.

– Но ты помнишь Дженну, – сказала Ферра.

– Это странно. Когда я появился возле тебя во время теракта, то вообще понятия не имел, кто и откуда взялся. Но на этот раз всё пошло как-то не так. И сам я уже какой-то не такой, и всё изменилось.

– Слушай, Альтео, – сказала Ферра, – а ты можешь попробовать поговорить с ним? С Везунчиком?

– Нет. Он как будто в ступоре. Но уверен: пение он услышит.

– Петь здесь? Прямо в больничной палате? – опешила Эрманика.

– Можешь в своей, в его случае всё равно. Я тебя слышал, – Альтео вдруг понизил голос, и Ферра попыталась приглядеться: где же он? Почему прячется? – Ты выучила новую песню. Жаль, что здесь не получится спеть в душе, да?

– Я могу спеть в часовне.

– Там могут быть люди, да и потом, разве можно в часовне петь что попало? – Альтео как будто смутился.

– Что попало нельзя, но я могу спеть гимн или даже псалом, это не запрещено, – Эрманика вдруг поняла, что эта мысль ей нравится. – Мы можем спеть вдвоём.

– Мне кажется, что ты тоже уже какая-то не такая, – сказал Альтео.

– Кто бы говорил? Ты вообще прячешься. Почему?

– Я не знаю, – сказал Альтео. – Мне хочется побыть невидимкой.

– Так что насчёт того, чтобы спеть вдвоём в часовне? Я готова петь до тех пор, пока Везунчик не очнётся.

– Возможно, пройдёт не один день, – ответил Альтео – вернее, ушёл от ответа, сказав что-то другое.

***

Легко сказать, что пойдёшь и будешь петь! Но Ферра оказалась не готова сделать это. Сразу тысячи сомнений начали одолевать её, и показалось, что ни звука не сможет она выдавить из себя в тишине маленькой больничной капеллы.

Тем более, когда оказалось, что в часовне отнюдь не безлюдно. Местный старенький падре, отчего-то полицейский капеллан Амадини, кто-то из ребят-патрульных и несколько гражданских в глубоком трауре. Эрманика обвела взглядом присутствующих, и до неё вдруг дошло, что происходит: кто-то из полицейских был тяжело ранен, а теперь умер. Беспорядки-то утихли, а последствия продолжались.

Ага, вот и гробы… Два простых гроба,