Время скитальцев - Мария Чернышова

своей руке сосуд с горящей нефтью. Вопрос, что есть нефть и отчего она горит, очень интересен сам по себе, но когда пламя уже плещет по твоим пальцам, на первый план встает вопрос: как ненароком не спалить все вокруг?

…Эрме поскользнулась на лишайнике, едва не врезавшись носом в плечо Тадео.

— Тише, — улыбнулся родич. — Побереги силы. Еще топать и топать. От ручья было бы куда быстрее, но…

Но Плакальщица спутала планы. И теперь они должны ломиться через лес в сопровождении этого странного типа. И что там, у фратера Бруно, в конце концов, произошло?

Этот вопрос вертелся у Эрме на языке, но когда она подступилась к Тадео, то он как и ранее в замке, уклонился от прямого ответа.

— Доберемся — сами увидим, — промолвил он, вытирая пот.

Выражение лица у него сделалось сосредоточенно-отрешенным. Тадео внезапно спрятался в раковину, как устрица. Эрме прекрасно знала, что когда он в таком настроении, вытянуть из него что-то делалось задачей невозможной.

Она любила прояснять обстоятельства заранее. Но здесь оставалось лишь ждать, как будут развиваться события и положиться на проводника.

Черныш и впрямь знал дорогу. По крайней мере, шагал он уверенно, без труда выбирая, где перебраться через впадину и какой уступ обогнуть. Порой он далеко забегал вперед, но всякий раз умерял шаг, останавливался, придерживая Обжору, и дожидался, пока подойдут остальные. Все это время он молчал.

Пес вывалил язык и иногда мотал башкой. Наверно, ему тоже было несладко в пышной шубе.

Крамер замыкал шествие. Он взмок в своем черном форменном одеянии, и с каждым шагом вглубь леса лицо его становилось все мрачнее. Он оглядывал красноватые стволы пиний, валуны и заросли ежевики с таким видом, словно за каждым кустом обосновались головорезы.

Так они продвигались еще больше часа. Жара накатывала с новой силой. Озерный ветер здесь, в гуще леса почти не чувствовался, и, казалось, мир вокруг плавился, словно смола, стекающая по сосновой коре.

Черныш вновь остановился, посильнее намотав повод на руку. Пес послушно сел наземь. Тадео подошел к проводнику, и Вероника предусмотрительно шмыгнула с правого плеча на левое — подальше от грозного Обжоры. Сметливая все же тварь!

Впереди лежала пологая каменная осыпь. Склон вел к заводи, узкой и длинной, чьи берега и даже водная гладь сплошь заросли какой-то пышной зеленью. Через заводь был переброшен деревянный мостик без перил.

На противоположном берегу стояло приземистое здание с круглым куполом, по краю которого поднимались разросшиеся травы. Стены увивал плющ. У порога были рассыпан тростник и стояли две привратные курильницы, над одной вился дымок.

«Скорлупка», без труда узнала Эрме. Такие приземистые строения, большей частью полуразрушенные, с проваленной купольной крышей и полуразобранными стенами частенько встречались на северо-востоке. Для чего и когда они строились, никто толком не знал. Слишком малы для оборонительной башни, неудобны и лишены окон для жилища. Кое-где «скорлупки», как называли строения крестьяне, приспособили под амбары и склады, но большей частью строения располагались в отдалении от городов и селений, а потому неизбежно были обречены на медленное разрушение. Однако здесь в глуши Ламейи здание волей судьбы было вырвано из лап забвения и обрело новую жизнь.

Картина, достойная кисти Корелли — модного живописца и большого любителя пасторалей. Он добавил бы сюда благородного отшельника, приручающего оленят и ведущего беседы с сойками и синицами, и вышел бы очередной шедевр на продажу. Как бы он назвал свое произведение? «Гимн уединению» или «Приют безмятежности», с легкой усмешкой подумала Эрме. Повесила ли бы она такое полотно у себя в кабинете, дабы помнить, что на земле существуют места, где замирает время? Вряд ли — слишком приторно. Интересно, фратер Бруно приручает местную живность? Или он всецело занят наблюдением за ветрами, облаками и птицами? Кстати, из такого укромного места не очень-то понаблюдаешь. Впадина глубокая. Ветви загораживают небо…

Увлекшись отвлеченными размышлениями, она не сразу поняла, что что-то не так. Прервал ее думы Обжора — он поводил носом и внезапно зарычал, ощерив клыки. Черныш обернулся к Тадео и предупреждающе поднял палец.

— Что такое? –угрюмо спросил Крамер. — Зверье?

Черныш, не отвечая, принялся спускаться по осыпи. Все волей-неволей последовали за проводником, и Эрме внезапно поймала себя на мысли, что посещать сей приют безмятежности отчего-то нет ни малейшего желания.

— Что не так, Тадео? — спросила она. Тот не ответил, лишь крепче сжал ее руку.

Они добрались до заводи. Легкие дощатые мостки прогибались под ногами, и на сапоги плескала влага. Эрме невольно остановилась и нагнулась: в глубине, почти скрытые под широкими, словно круглые плоты, листьями таились крупные бутоны. Местные кувшинки? Пожалуй.

Она выпрямилась и вдруг поняла, что именно насторожило ее еще издали. Дым.

Дым был темным и едким. Обычно в курильницы кладут ароматные смолы, источающие приятный легкий дымок. Но сейчас, когда они приблизились, Эрме явственно чувствовала на языке удушливый привкус, горький и навязчивый.

— Что за дрянь насыпали на угли⁈ Капитан, очисти ее.

Крамер сдернул сосуд с треножника и черпанул воды из заводи. Угли зашипели. Капитан, закашлявшись, поставил курильницу наземь. Закрыл нос перчаткой.

Внезапно Вероника взвизгнула и, спрыгнув с плеча Тадео, умчалась в лес.

— Эй, твоя шебутная зверушка сбежала!

— Вернется, — уверенно ответил Тадео.

Он отодвинул кусок парусины, служивший вместо двери, и шагнул внутрь.

— Иди-ка сюда, Эрме, — позвал он.

Эрме направилась ко входу. Что-то вдавилось в подошву сапога, когда она ступила на порог. Эрме пошаркала сапогом по камню, но понадобились усилия, чтобы отцепить нечто от подметки. Наконец вещица упала на камни. Эрме присмотрелась, и мир внезапно словно приглушил звуки и цвета.

На пороге лежала привядшая веточка с несколькими раздавленными вытянутыми листьями и шипастым темно-синим плодом, напоминающим крошечный орешек каштана.

— Эрме! — снова окликнул ее Тадео.

— Сейчас, Тадди, — прошептала она, от волнения не замечая, что называет родича детским именем, которое не использовала уже невесть сколько. — Сейчас. Курт! — позвала она капитана. — Возьми это. Перчаткой, только перчаткой, не голой рукой. Заверни плотно и спрячь куда-нибудь. Отдашь, когда мы вернемся в замок. Только не потеряй…не потеряй.

Говорить было трудно, словно в горле встал комок.

Крамер повиновался, настороженно поглядывая то на ветку, то на нее. Эрме постаралась взять себя в руки. Она ведь может и ошибаться. Наверняка ошибается.

Она в свою очередь подняла полог и остановилась — так ударил в лицо мощный поток спертого дымного воздуха. Тадео посторонился, давая