Сними очки, ботаничка - Анастасия Боровик

того, что ему в очередной раз какая-то «дама сердца» звонит. Но он-то «не причём», это всё они сами, — раскинула руки Сонька в показном жесте и улыбнулась. — Папе пофиг, а сын выслушивает каждый раз, что такой же будет, как его папаша.

Сонька Тихая показала на другой дом.

Вон там живёт другая семейка. И пока он «на работе», она ходит к соседу. Я подозреваю, что недавно рождённый сынок — от соседа.

— Это же ужасно! — воскликнула я, содрогаясь от чужого, но такого близкого теперь предательства.

— Ещё как, — поправила волосы Сонька. — Но это я тебе самых отбитых показала. Есть просто обычные, стандартные семейки: папа в телевизоре, мамка — кухарка.

— И что, хочешь сказать, что нормальных нет? — В голосе прозвучала надежда, что хоть где-то есть тот самый идеал.

— Есть, конечно. Вон там многодетные. Хорошие ребята, шумные все, видно, что их любят. Правда, только родители, остальных они бесят, слишком их много, — засмеялась Сонька.

— Я не понимаю, что смешного, — внимательно смотрю на неё, и девчонка замолкает, увидев, что я не разделяю её веселья.

— Да понимаешь, Мира, в каждой семье есть свои проблемы. Люди становятся взрослыми, по сути оставаясь теми же детьми. С виду самый приятный человек, одетый прилично и весь такой правильный, может оказаться такой гнилью, что мало не покажется. Посмотри вон в то окошко, последний этаж, балкон видишь? — показала она пальцем.

— И? — Я вглядывалась в указанное окно, пытаясь разглядеть за стеклами жизни незнакомцев.

— Там снимает квартиру мужик, который всегда на стиле, деньги есть, машина есть, девушка у него красивая, ноги от ушей. Только ему не мешает каждый раз на выходе из дома к малолетке приставать.

— Он к тебе пристает?

Соня тяжело вздохнула и, махнув рукой, показала на другое окно.

А рядом, в соседних окнах, живёт простой работяга, и жена его обычная такая, неприметная, но любят друг друга сильно. Он только и делает, что сумки таскает, помогает ей, ни на кого, кроме нее, не смотрит. Вот она родила — он и коляску таскает, и с ребёнком гуляет. Куда бы ни пошёл, всё время домой бежит. Грубоватый, правда, может нахамить, но она его как-то успокаивает.

— Ты откуда знаешь? — спросила я, с завистью думая о том, как просто Соня разбирается в этой сложной взрослой жизни.

— Так это все мои соседи. Про свой двор всё знаешь.

— Ничего я не понимаю, — прошептала я, и мир поплыл перед глазами от этой каши из чужих судеб.

— Я хочу сказать, что не бывает идеальных семей. Взрослые всегда косячат, но не признают это.

— Не хочу быть таким взрослым, который изменяет своему мужу, — вырвалось у меня с такой искренней болью, что Соня на мгновение замерла.

— И не надо. Ты можешь иметь хорошую семью, правда жаль, что не всегда всё от тебя зависит.

— Как это? — Сердце ёкнуло, предчувствуя новый удар.

— Ну, к примеру, представь: ты — прекрасная жена-домохозяйка, у тебя дети, муж накормлен, дом чистый, убранный. А ты однажды узнаёшь, что он тебе изменяет со студенткой. И вся твоя жизнь летит под откос. И ты в этом не виновата, ты старалась жить честно и хорошо. Поэтому отвечай за себя, Мира. А там уж что будет, то будет... От тюрьмы и от сумы, как говорится, не зарекайся.

— Да откуда ты всё это знаешь? Еще и про тюрьму... — смотрю я на неё, и в голове мелькает мысль, что за её цинизмом скрывается своя, незнакомая мне боль.

— С пацанами общаюсь и слушаю разговоры бати с мужиками, они сплетники хуже девчонок и базар совсем не фильтруют, — говорит Сонька, избегая прямого взгляда.

Опускаю голову, разглядывая трещины в асфальте. Сказать вслух было страшно, но молчать стало невыносимо. — И что делать тогда? Забыть о том, что моя мама встречается с женатым? — шепчу я, уставившись в землю, а потом резко поднимаю голову на Соню, понимаю, что проболталась. Но девчонка даже не реагирует на мои слова, чем облегчает мне совесть.

— Ну, для начала просто понять, что это её выбор. И да, поддерживаю тебя — дерьмовый, — вздыхает она.

— Это очень больно, понимаешь? Она же всегда осуждала таких людей, говорила — так нельзя. Может, она не знала... Но тогда бы моя подруга не подтвердила это. Значит, точно знала.

— Кислова что ли? Она противная.

— Прекрати, Соня, — неожиданно строго говорю я, сама удивившись своей горячности. — Между прочим, вы с ней очень похожи. Довольно резкие в своих суждениях. Наверно, поэтому друг друга не любите.

Спокойней добавляю: — И, понимаешь, несмотря на то, что я очень злюсь на неё, не надо её обижать. Я тоже многое от неё скрывала. Я просто не понимаю, почему мне ничего не рассказывали ни мама, ни подруга?

— Ну потому что ты как ребенок, у тебя розовые очки на лице, ты смотришь на мир по-другому. А людям может быть просто стыдно за свои поступки.

— А ты тогда зачем всё мне рассказываешь? Тоже пожалела бы глупую Миру... — расстраиваюсь я, чувствуя, как на глаза наворачиваются слёзы.

— Ну начнём с того, что ты неглупая. Хочешь, походи со мной недельку погуляй, сразу прочувствуешь, сколько говна на районе творится? Повзрослеешь моментом, — предложила Тихая.

— Не хочу, — содрогнулась я. — Мне хватило уже во всё это окунуться, больше как-то не хочется.

Я смотрю на девушку и испытываю странное чувство благодарности. Она не стала скрывать ничего от меня и принимает меня при этом такой, какая я есть. А еще видно, что подруг у нее совсем нет, но зато она хорошо понимает парней. Захотелось расспросить её обо всём — о Фомине, о Вите, о моих чувствах. Может, она знает ответы на мои вопросы.

— А тебя твои родители разочаровали? — спрашиваю я, закусывая губу.

— Мой отец делал очень нехорошие вещи. Но всё-таки он мой. Он осознал свои ошибки — это самое главное. И, несмотря ни на что, я его люблю, потому что он единственный, и он ради меня готов был всё бросить. Надежду нужно давать всегда. Она есть, если человек способен меняться.

— А если я попрошу её это прекратить? Я могу так сделать? —