Броуновское движение - Алексей Константинович Смирнов

Потом вторая.

Потом третья.

Я не верю своим глазам - через десять минут все общество мам оказывается окруженным бездомными псами. Они не лают, не заглядывают заискивающе в глаза, они просто спят.

А потом одна мама достает и начинает есть зубную пасту.

Правша

При попытке починить унитазный бачок в комнатке куклы Барби я потерпел позорную неудачу. У меня не складываются отношения с бачками, даже с кукольными.

В свое время мы с дядей на пару охлаждали в них бутылки. Дело житейское: гости, застолье, чуточку выпили, надо еще, а женщины не дают. Идешь в сортир, выходишь счастливый.

Но эта идея, в силу своей простоты, очень быстро дошла до понимания стражей семейного порядка. Традиция прервалась.

Впоследствии нарекания в мой адрес звучали даже тогда, когда я не прикасался к бачку.

Так, однажды водопроводчик, когда у нас что-то сломалось, строго спросил: "Зачем вы двигали бачок?"

"О да, - съязвила жена. - Мы начинаем утро с того, что соревнуемся - кто первый добежит и пошевелит бачок".

Я промолчал. Может быть, я и двигал, по старой памяти.

Не так давно я, правда, починил его гвоздем. Я сунул его, куда надо.

Не Левша, конечно, правша, но все-таки.

Большие перемены

2003 год. Дурная бесконечность, принявшая форму питерской погоды, не дает мне созерцать Марс.

Между тем, человечеству от этого - несомненный урон. Потому что я уже давно чувствую себя на пороге великого открытия.

Осталось сформулировать, и созерцание мне очень бы помогло.

Не поменяться ли нам с Марсом орбитами?

Я уверен, что небольшое изменение климата решило бы многие расовые и этнические вопросы. Никакой алькаиды.

А в красных песках поползла бы, наконец, наливаясь соками, рогатая живая тварь. Приготовляясь к самосознанию, благо прекрасные чаяния и желания того требуют.

Грибалка

Мы набрали две корзины грибов, разных-преразных. Колоссальное удовольствие.

Грибы напоминают нас: есть яркие ядовитые негодяи с белыми прыщиками, их видно за версту, обойдешь стороной. Есть скользкая, бомжеватая гнусь уркиного посола, к которым и прикоснуться тошно, их тоже обходишь. А есть и с виду порядочные - покуда не снимут шляпу, и ты их туда не лизнешь.

Собирали вдоль Полосы: взлетной, близ военного аэродрома. Раньше, когда начинался взлет, лучше было ложиться и прикрывать голову, ногами - к ядерному грибу. Теперь все тихо, взлетов нет. Помню, собирали мы там грибы с моим дядей, так он тыкал пальцем в каждый десятый метр этой полосы и гордо восклицал: здесь! здесь! здесь! Это были места, в которых он, считавший лес одной большой вольной рюмочной, отмечался. Афоризм у него, между прочим, был такой: "Напиток дрянь, но идейка недурна".

Грибов было очень много. Я говорю так потому, что в этот лес, помимо нас, в течение часа высадились три электрички, не считая машин, да по-моему, кто-то еще из-под земли, а мы все равно не остались в накладе, и никто не остался.

Брали все, даже те грибы, от которых слизняк откусил. Если откусит слизняк, я не возражаю. Вот если бы человек - это будет совсем другое дело.

Ну, были и досадные моменты. Мне показалось, что милые и трепетные дамы, к которым я всегда хорошо относился в их глобальной совокупности, повязали косынки и превратились в одну зычную Галю и Любу. Это хорошие имена, и я прошу одноименных френдов не обижаться. Но тут они стали не именами, а пароходными позывными в мозговом тумане.

Галя! - басило слева. Люба! - трубило справа.

Пришлось отрываться. Стало полегче, но иногда под боком взвизгивало: евдокия!

Мы ушли от них. Мы, наконец, остались одни. Они настигли нас в поезде, на обратном пути, и расселись вокруг.

Химия и жизнь

Причудливые ощущения, странные переживания часто подаются сугубо метафорически, для усиления акцента, для красного словца. Когда человек говорит, что в него словно бес вселился, то может быть, это и правда, но сам-то он, ясно, ничего подобного не ощутил, а главное - не осознал умом.

Я могу похвастаться тремя эпизодами, в которых фантастические ощущения были самые, что ни на есть, настоящие, пропущенные через рассудок и отложенные в копилочку-свинью.

Всем трем случаям предшествовало употребление химических веществ.

Однажды меня стали драть черти. Я их, правда, не видел, но их и не нужно было видеть. Ночь. Тишина. Одеяло и подушка. Попытка заснуть. Веки смыкаются, и вдруг в руки, ноги, бока, грудь, голову впиваются шершавые железные клешни. Я еще почему-то вспомнил про специальные машинки для промышленного сбора черники. Эти железные перчатки, числом в пятнадцать-двадцать штук, одновременно прижимали меня к ложу, не давали пошевелиться и порывались разодрать на части. Из последних сил я пробормотал не помню, что, нечто душеспасительное, и они отпустили меня.

В другой раз стряслась совсем иная штука. Мне сделалось страшно. Совершенно безадресно, без всякого повода, среди бела дня, в тамбуре электрички. Это была, так сказать, чистейшая вытяжка страха, философский камень страшил. Знаете, как бывает при эпилепсии - очаг возбуждения может быть в центре, заведующем рукой, ногой или губой, а то и всего тряханет целиком. В моем случае этот эпилептический очаг сформировался где-то в стволе мозга, на уровне рта, в неустановленном ведомстве страха. Нахлынул такой беспочвенный ужас, что я согнулся пополам, это было настоящее наводнение, длившееся секунды две - от силы, три, не больше, иначе бы я заорал дурным голосом. Прошло так же резко, как началось. Бесследно.

А в третий раз от меня осталось голое, очищенное Я. Самый интересный и самый трудный для описания случай. Сначала, надавив большими пальцами на глаза, с меня, смяв, сняли лицо, как маску - оно и оказалось маской. И осталось это самое Я, для которого у меня нет никаких слов. Оно было полностью лишено атрибутов. Оно с абсолютно холодным и безразличным интересом наблюдало за всем остальным, атрибутики не лишившимся. И за ситуацией. Ему было плевать на все, оно было вечным.

Вот какие бывают "метафоры".

Разумеется, упомянутые мной химические вещества во всех трех случаях принадлежали к совершенно различным группам.

В круге света

Меня нередко обвиняют в гомофобии, и правильно делают. Но я ведь только пидоров не люблю, зато уверен, что нет ничего лучше на свете, чем добрая мужская компания. Ну, может быть, что-нибудь и есть, но приходится покопаться в памяти, чтобы выяснить, что же это такое.

Одну такую компанию я никогда не забуду, мне повезло в ней пировать