Время скитальцев - Мария Чернышова

в милосердие самой доброй из женщин, что когда-либо занимали трон.

— Перестарался, Йеспер. Вряд ли кто-то в этом мире додумался бы назвать меня доброй. И я не занимала трон, слава Благим. Просто сторожила его, как цепная псина. Льстить не умеешь, — вздохнула Эрме. — А пора бы и научиться. Большой мальчик. Пригодилось бы.

— Не умею, — покаянно согласился Варендаль. — Оттого всегда говорю правду. Так я прощен?

— Я подумаю над этим вопросом, пока мы будем добираться до крепости. Идем. Крамер заждался. Заодно расскажешь про свои приключения.

Лицо Варендаля посерьезнело — словно облако набежало на солнце.

— Простите, монерленги, но я не могу сопровождать вашу светлость. Я должен в ближайшие дни попасть в Реджио, а путь еще долог. Я и так задержался.

— В Реджио⁈ — удивилась Эрме. — Ты что, пойдешь напрямик, через Ламейю⁈ Да, и что ты забыл в этой благонравной дыре⁈ Вот где тебя точно повесят!

— Я собирался пройти через земли обители, но эти засранцы в синем появились не к месту. Так что придется напрямик. Простите, монерленги, но дело не терпит.

— Что ж, если так, иди. Постарайся, чтобы тебя не сожрали черные медведи.

— Подавятся, монерленги. Смею я надеяться, что когда моя дорога приведет меня обратно в долину Ривары, меня не вздернут на ближайшей пинии?

— Надейся, — милостиво разрешила Эрме. — Веревки нынче в цене, жаль будет тратиться на твою грязную шею.

— Эта мысль будет греть мое сердце, — Йеспер поднялся на ноги. — Да, чуть не забыл. Я тут у вашего легионера игрушку подзанял, — сказал он, постучав по сверкающему лезвию чикветты. — Она парню все равно пару месяцев без надобности, а мне без оружия, что голышом посередь базарной площади встать… Позор один. Уж не взыщите. Жив буду — верну.

Эрме кивнула. Даже если бы она и была против, как бы она смогла помешать? Прости, Эйрик, но ты вряд ли получишь назад свою чикветту.

Однако она не удержалась от шпильки.

— Так же, как кредит банку?

— Придет время — верну и кредит, — с усмешкой ответил Йеспер. — С пенями и процентами. Доброго пути, монерленги.

Он поклонился и, вскинув чикветту на плечо, вразвалку пошел прочь вглубь чащи. Эрме смотрела на пятно пота, что расплывалось по его рубашке между лопатками.

— Йеспер! — негромко окликнула она.

Он резко остановился, словно уже заранее ожидая вопроса.

— Разве ты теперь путешествуешь в одиночку? — произнесла Эрме как можно небрежнее, уже презирая себя за то, что спрашивает.

Йеспер оглянулся. Лицо его приобрело серьезное, грустное выражение.

— Вы же знаете, монерленги, — проговорил он, — Говорят, что Маравади пьет жизни, словно вино. Уйдут двое — вернется один.

Он умолк с горестным вздохом.

Нет, до боли сжимая пальцы в кулак, подумала Эрме. Неправда! Я же не видела его на Лестнице. Не видела…

— Но мы же непутевые, — с виноватой улыбкой продолжил Йеспер. — Все не по-людски. Ушли двое — вернулось четверо.

Осколок второй. Люди Дороги. Глава первая. Мост Эрколэ Безумного

Солнце садилось в дым. По реке, темной, скованной грубыми булыжниками набережной, шла крупная рябь. Вода врезалась в опоры, прибивая к каменным столбам моста городской сор, и спешила дальше, к Малому порту, что располагался ниже по течению.

Сам мост (самый старый из тройки мостов города Реджио, столицы герцогства Реджийского), был назван в честь Эрколэ Первого, правителя жесткого и своенравного, который поступками своими вполне подтвердил данное молвой прозвище — Безумный. Но то были дела давнего времени. Герцог давно упокоился в замковом склепе, а каменное творение и по сию пору служило людям.

Мост был тяжел, груб, но довольно широк. По краям его громоздились узкие деревянные строения — лавки и мастерские, уныло взирающие своими подслеповатыми окошками на воды Ривары, а в центре, на проезжей части вполне могли разойтись две груженые повозки. Олицетворение голой пользы, напрочь лишенной красоты, он уступал своим собратьям во всем и считался уродливым пережитком прошлого даже в таком не склонном к изящным решениям городе, как Реджио.

Человек, что стоя на набережной Овражной стороны, разглядывал мост, был под стать и сумрачному вечеру, и неуютному месту. Высокий и плечистый, он кутался в длинный темный плащ, но такая одежда только подчеркивала основательность его фигуры. Человек напоминал каменную статую, которая внезапно обрела возможность двигаться, но не спешила этим даром воспользоваться.

Сумерки нависали над водой и городом. На другом берегу, там, где начинался Чистый Реджио, зажигались окна — почтенные горожане закончили дневные дела и вернулись к домашним очагам. Со стороны Малого порта доносились крики и взрывы хохота — там открывали двери таверны, встречая матросов и отребье с Низовий. Но здесь, у старого моста было спокойно и почти безлюдно. Прошлепал сандалиями запоздавший работяга с узелком, да погонщик провел в поводу грустного ушастого мула.

Раз, правда, из-за угла вынырнула парочка парней сомнительного вида. Но и они прогулялись туда-сюда, поглядывая на одиночку, наткнулись на спокойно-равнодушный взгляд из-под капюшона, прикинули вес кулаков да и пошли себе прочь отыскивать другую добычу.

Человек ждал — спокойно и невозмутимо, слегка опираясь локтем на парапет. И дождался.

В окошке на втором этаже унылого деревянного строения затеплился рыжий неяркий свет.

Статуя сдвинулась с места.

Человек взошел на мост. Путь был темен — единственный караульный фонарь мигал вдали, на той стороне, отмечая начало Чистого Реджио. Под ногами хрустела ореховая скорлупа. С неторопливой уверенностью человек прошагал под нависающими над головой балками, держащими верхние этажи, к нужной двери. Постучал — коротко, четко. Прислушался.

Дом молчал. Ставни, смотрящие на мостовую, были плотно прикрыты.

Человек постучал снова — громче и настойчивей.

Тишина. Не скрипели половицы, не звучали шаги. Дом словно затаился.

Человек взялся за ржавое чугунное кольцо и врезал по двери так, что она затряслась.

Ответ пришел без промедления.

— Эй ты! Громила! — послышался надтреснутый женский голос из окошка мансарды. — Еще раз тронешь дверь, и я окачу тебя кипятком!

Человек отступил на шаг, вскинув голову.

— Отворите, — проговорил он низким звучным голосом. — Я пришел по делу.

— Здесь не имеют дел с отребьем! Лавка закрыта! Проваливай!

— Я пришел поговорить с мастером Сансеверо, — настаивал человек.

— Тогда ступай на погост, что за оврагом. Антонио Сансеверо уже три года как обосновался там…

— Мне нужен