Альманах «Российский колокол». Спецвыпуск им. Велимира Хлебникова. Выпуск третий - Альманах Российский колокол

нас да о нас…

Мир начат мной и закончен.

В нём каждый прав и виноват.

Во мне и в святости порчен

Забытый вечностью вомбат.

Отбросив ненависть горилью,

Порой вомбаты из людей,

На рёбрах вырастивших крылья,

Напоминают лебедей.

И в том, что есть, и в том, что будет,

Доколе существует свет,

Ещё беснуются сверхлюди,

Но сверхвомбатов в мире нет.

Они практичны, как заплата.

Их пара, в сущности, одно…

Труда и верности солдаты,

Из трав забвения вино.

Между собой не склонны к сваре.

Бетонный зад – ответ врагу.

И братьев меньших на пожаре

Они, как люди, берегут.

В них нынче современна древность

И непрерывна связь времён.

Теряет очертанья ревность

В определении сторон.

Вомбат вне пары нереален,

Как проповедник без речей.

Их женщины не знают талий,

Мужчины не куют мечей.

И в их обыденности строгой

Не восстаёт на брата брат.

Крест не распял Вомбата-Б-га,

И не был проклят супостат.

Он не ломал духовных врат…

Всегда свободный в своей воле,

Не стал заложником вомбат

Скотиньей человечьей доли.

Не рыл на Балтику канал,

Не рвал в боях тела на части…

И жёлтой пеной не блевал

На мерзком лицедействе власти.

Вомбат, витийствуя, молчал.

Прост, как загадка белой ленты.

Как песни, он дома слагал,

Сжимая в кубик экскременты.

В пещерах, вырытых в земле.

Без громких слов и блеска злата

Живут, забытые в Кремле,

Исконно русские вомбаты.

Хамелеоны на игле,

Они останутся навечно –

Свет создающие во мгле

Своей привязанностью Млечной.

О Человек! Как ты велик!

В тебе, рождаясь, гибнут Б-ги…

Тобою оставляют блик

Вомбатов звёздные дороги.

На теле голубых планет

Росой мы будем или сыпью?

Я свой в бессмертие билет

Порву. И просто водки выпью…

Евгений Евтушенко, сложная ему память, в стихотворении о Бабьем Яре писал:

И вот я, на кресте распятый, гибну…

Мещанство – мой доносчик и судья.

Я за решёткой. Я попал в кольцо.

Затравленный, оплёванный, оболганный…

Как же близки исторические параллели, определяющие пути русского и еврейского народов!

А вот и пересечение – злосчастная авария Миши Ефремова и её финальный акт, апофигей судебной тяжбы и скандальный приговор…

Влез Евтушенко в нерв. Понял, что здесь не «кто кого», а «кто кому».

Но если евреев резали неевреи, то русских кончают русские, кто сам себя, кого – питерские и рязанские, – как писал о них Серёжа:

Русь, Русь… И сколько их таких,

Как в решето просеивающих плоть,

Из края в край в твоих просторах шляется?

Чей голос их зовёт,

Вложив светильником им

Посох в пальцы…

О Михаиле, сыне Олеговом…

Русская кровь! Мало тебя пролили

Русской земли топтуны и грязнители!

Сколько золота твоими мозолями

Сгребли Лжедмитрии, лжецы-хулители.

Сколько поставлено бетонных колодцев

Над подземельями твоего мозга,

Почему до сих пор в руках инородцев

Охаживающая тебя розга?

Отсвечивает в глазах тень человека,

Вещего сына князя Олега…

Залившего водкой беспамятство крэка

В городе смога и снега.

Клоуна, марионетки в полынье,

Горячей картошки в чужих руках,

Сочинителя ребячьей епитимьи,

Испившего горечь судебного молока.

Судейские крючки рвут его око и задницу,

Президентский пёс облаивает гулко…

Он, оплёванный, как Марфа Посадница,

Тускл, как фонарь судебных переулков.

Да если бы папа его Олег

Таманский полк переехал танком,

Сдох бы телевизор и удавился Интернет –

Просто актёр катался на санках.

А сына иноверцы разодрали меж «бентли»,

Грешное тело, как опухоль раковую.

Как скифами с коней, накинуты петли

На собора головку маковую.

Сядет убийца с юшкой красною.

На восемь лет язык станет тряпичным.

И снова власть, народом обласканная,

Воскреснет чем-то привычно пятничным.

Снова простой рязанский мужик

Попёр в Пугачёвы бессмысленной смертью.

Новым Петербургом Москва сторожит

Пёсью приверженность кормушке и клети.

Паяц одинокий, как ракета в пуске,

На двадцать лет отставший от века…

Так вот он какой – настоящий русский!

Я хочу видеть этого человека…

И другого, властителя апостольского чина,

Помазанного на царство сапожным клеем.

Мы не знаем, кто этот мужчина,

И даже догадываться не смеем.

Эй, Россия! Как тебе спится,

Когда тебя в звёздной сентябрьской ночи

Поливает рыжая рязанская кобылица

Тугой струёю судебной мочи?

Если нравится вам ковыряться в золе,

Их ругайте – от них не убудет…

Возле вас, для контраста, живут на земле,

Не живя, некрасивые люди.

Их черты – вне канонов и беден язык,

В зеркалах вместо лиц виден студень.

Их страданья смешны и беззвучен их крик.

Не кричат некрасивые люди.

Незаметные в уличной шумной толпе

И в глазах промелькнувшие тенью,

Некрасивые люди молчат о себе,

Так привычные к употребленью.

Некрасивые люди не носят корон,

Им привычней в казённой шинели.

Их стесняется их незадачливый клон,

Безобразят морщины на теле.

Человек вне истории – мал и плешив.

Его время, как небыль, забудет.

Не умеют по-крупному лгать и грешить

Вне греха некрасивые люди.

Только в