Плавучий мост. Журнал поэзии. №3/2018 - Коллектив авторов

эти часто неожиданные лексические обороты вовсе не торчат из стихотворения, как шило из мешка, а становятся едва ли не главной изюминкой текста.

Я повторю который раз в году,

Не спотыкаясь на банальной фразе:

Сивилла не почешется в гробу,

Не выдохнет гречанка – мы на связи

По скайпу в наступающий четверг…

Сумбурность строчек. Вот и день померк

Ещё один…В подзорной трубке Феб —

Иллюзий Бог, которому до фени

Флэшбэк летучих рифм и тайный скреп? —

В нём сколько футов занебесной лени?

(«Просижен век на солнечной игле»)

Чигрину вообще очень удаются всякого рода поэтические эксперименты. Он не пытается искусственно вписаться в «новый век», «омолодиться» эликсиром виртуальной реальности с её новыми словесными кодами и терминами, заискивая перед читателями 21-го столетия. У него это получается само собой – очень органично. Поэт и «свет старозаветных берегов держит руками» и зажигает «лампу над морем» современности. На сжатом пространстве стиха умещаются символы, образы и даже бытовые детали разных веков и культурных эпох, сшиваются воедино сон и явь, фантазии и реальность, юность и старость, бренность и бессмертие – да так мастерски, что и швов не отыскать. Без всяких сомнений Чигрин – яркий представитель нового глобального поэтического мира, движимого жаждой стирания границ – и жанровых, и стилистико-семантических. И поэтому в руках у него, несомненно, билет-проводник в будущее.

Ставят лайки «ВКонтакте» то старому сотнику, то

Неприкаянной птице, летящей в старинном пальто:

Вариант – в макинтоше, плаще, титулярной шинели.

В общем – всё как всегда: сочинитель на коде припух,

Словно бы очертил в ветхой церкви спасительный круг…

На запоре кондовые двери.

(«Голова сновидений»)

Но Чигрину мало сшивать эпохи и художественные стили – он пытается также синтезировать в своей поэзии разные виды искусств – прежде всего живопись и музыку. Традиционно многие стихи в «Невидимом проводнике» посвящены французским импрессионистам – Писсаро, Синья-ку, Марке, Сезанну – «все мы Сезанном нетленны». Это и не удивительно, ведь его собственная поэзия ярко импрессионистична, насыщена оригинальными образами, неожиданными метафорами – «светятся губы метафор, равно диадемы, лунной хозяйке ложатся на жёлтую грудь…»

Также и музыка – не меньший источник вдохновения для Чигрина. Поэт сам говорит о себе, что он «переводчик музыки в слова»:

Сплошная сарабанда от Маре:

Бемольный свет, прикосновенье пауз…

За окнами в тончайшей полумгле

Бездомье снега и рекой арт-хауз

Тех призраков, которые везде…

Я вижу их так явственно, что слово —

То зависает в лучшей пустоте,

То говорит над рюмочкой спиртного.

Вздыхает бархатистый инструмент:

Живёт смычок над формой грушевидной,

Кругом шмелиный слышится акцент,

Лишь музыканта галльского не видно.

(«CD: сарабанда для виолы да гамба»)

Поэт обращается в своих стихах к известным композиторам, как к своим старым знакомым, с которыми хорошо скоротать зимний вечерок, поговорить о том о сём. А прежде всего – о сути жизни и искусства.

Нотная «музыка чернил» перекликается с музыкой поэтических строк, написанных когда-то где-то другим поэтом чернилами – по старинке. Так переговариваются века. Так вместе грустят и радуются поэт и музыкант, легко выходя за пределы своих столетий в общее духовное пространство Вселенной.

Так торжествует искусство – невидимый проводник в бессмертие.

Примечание:

Нина Гейдэ – писатель, журналист, литературный критик, переводчик с датского. Родилась в Москве, окончила факультет журналистики МГУ им. Ломоносова, защищала диплом на кафедре литературной критики. В настоящее время живёт в Дании. Председатель Европейского Творческого Союза «Огниво», созданного в Копенгагене с целью объединения творческих людей независимо от национальности – литераторов, музыкантов, художников. Член Международной Ассоциации писателей и публицистов, Европейского конгресса литераторов и Объединения русскоязычных литераторов Финляндии. Лауреат многих международных литературных конкурсов. Автор трёх сборников стихотворений и переводов датской поэзии: «Тень незабудки», «Билет на «Титаник»», «Чёрный махаон».

Андрей Тавров

Травелог преображённых мест

Аврех, Ю. Сферы / Ю. Аврех. – Екатеринбург; Москва: Кабинетный ученый, 2018. – 130 с.

Стихи Юрия Авреха для меня открывались по мере того, как шли дни, и день за днем, иногда с большими паузами я возвращался к его книгам, которые казались мне все менее и менее похожими на то, что сейчас мощным потоком (имея в виду объем) проходит по руслу стихотворного производства, но дело не в этом, дело не в фоне, потому что контекст этих стихотворений – другой, не литература.

Новая его книга – необычна. Пожалуй, я не подберу ей определения, пытаясь назвать ее жанр в одно слово. Традиционно можно было бы назвать ее книгой лирики, отмеченной прозрачной резиньяцией, смирением не как немощью, а как силой, пресекаемой резкими и краткими вскриками боли. И все же это не будет определением суммы стихотворений. Давайте посмотрим, кто герои этой небольшой книги, сочетающей стихи и эссе, похожие на стихотворения в прозе.

Друзья. Любимая женщина. Птицы, Музыка, Снег. Ангелы. Странник. Ряд этих героев можно прочитать в обратном направлении – от, что ли объектов менее материального свойства, более символического – к образам более вещным, конкретным, земным. Но дело как раз в том, что у автора есть редкий дар погружать все, о чем он пишет, в тихую атмосферу остановленного времени, холодноватой чистоты, какая бывает у первого снега, в сердечную соотнесенность с миром, превосходящим мир эмоциональный или «слишком человеческий». Тем не менее, обращение к такому миру, который знал своих поэтов (Блейка, Мильтона, Лермонтова) не ведет к противопоставлению верха и низа. Те смыслы, что являются, хоть и менее конкретными, но для зоркого глаза основными, первоначальными, такие как Ангелы, Благодать, Снег, Тишина, Слов – спускаясь с верху на простыню земной нормативной жизни, ее словно изгибают, и все, что расположено в ее, увы! двумерном пространстве начинает странно искривляться. Люди, города, улицы, прохожие в этой небесной деформации кажутся читатель-зрителю странно обновленными, незнакомыми, словно рождественское утро в детстве. Высший мир – птиц, слов, песен, ангелов – воспринятый автором поэтическим рецептором, способным открываться реальности большей, нежели жесткая, рациональная и забывшая про свой смысл – перерождает образы, обновляет их судьбы, линии, высвечивает в человеке или городе то, что казалось известным, привычным и – омывает их, преображает.

Вот за этим мягким преображением и хочется следовать, к нему хочется возвращаться снова и снова. Оказывается, любые предметы более глубоки, праздничны