Лицей 2025. Девятый выпуск - Сергей Александрович Калашников

class="p1">Света мелькнула в конце коридора в чём-то ярко-синем и атласном:

– У меня руки масленые, секунду, мальчики, – и скрылась опять.

– Ванна – здесь. Слева мыло, справа крем для рук. Полотенце голубенькое, ага, это. И проходи дальше по коридору, там гостиная будет, увидишь.

«Фу-ты ну-ты, „гостиная“ у него… Давно ли в общаге жил?»

Давно.

Ребров вымыл руки, пригладил волосы. Поморщился, глядя на неровную седоватую щетину.

Вышел в коридор – и столкнулся со Светой. Она аккуратно вешала его замызганную куртку на плечики.

– Привет, Свет.

Разумеется, она изменилась – и всё же была очень хороша. Не так, как тогда, когда он увидел её на первой лекции по теории права, по-другому, но всё равно – очень.

Она ничего не подтягивала, не натягивала, не убирала морщины. Годы тронули её подвижное мягкое лицо – но не испортили его.

– Что с нами делает время, да, Вадик?

Он хотел обидеться, но потом понял, что она говорит и о себе тоже.

Никто не называл его Вадиком, наверное, лет десять.

– Прекрасно выглядишь, Свет.

Он всегда называл её так – «Свет», а не «Света».

– Ты тоже неплохо. Но вот эта трёхдневная щетина – никуда не годится. Старит.

– Бритву дома забыл.

Она аккуратно, каким-то любовным движением разгладила его куртку.

– Вадим, проходи, не стой, – суетился Печатников.

Он переоделся в футболку – и сразу будто ссутулился и округлился.

– Мам, тут сейчас картошка убежит, – позвала из кухни Алина.

– Ой, да!

Свет поспешила за убегающей картошкой. Ребров – за ней.

Всё в квартире было настолько пастельным и новым, что ему казалось: едва коснёшься – и замараешь.

Свет помешивала что-то в блестящей кастрюльке.

Он видел в вырезе василькового платья её спину, утратившую девичью гладкость кожи и прямоту.

* * *

Вспомнилось, как много лет назад, в родительской квартире, чуть покачиваясь, пришёл на кухню – там было накурено, хоть он и запретил, – где Свет в одиночестве доставала из духовки курицу.

В комнате гудели голоса. Кто-то бренчал на его гитаре, пытаясь подобрать аккорды «Группы крови».

В ванной заперлись двое. Лишь бы не трогали мамины вещи, она всегда замечает…

На Свет было синее платье, на правой руке – красная прихватка-рукавичка.

Когда она поставила противень на табуретку и распрямилась, он неожиданно для самого себя обхватил её сзади – и прижался губами к нежной коже между лопаток.

– Горячо… Аккуратно, дурак…

Она – не отстранилась.

Он развернул её к себе – и поцеловал в губы.

Она обхватила его за шею, и он ощутил над воротником рубашки прикосновение горячей прихватки.

* * *

Стол в гостиной Печатниковых был накрыт аккуратно и вдумчиво, как накрывают дома, для дорогих сердцу людей. Все банкеты, на которых ему доводилось бывать за последние годы, проходили на службе, – и оттого сервированные столы выглядели взъерошенными и бестолковыми.

– Садись на диван, – указал Печатников; дома он явно чувствовал себя увереннее.

– Там низко, – вмешалась Света. – Вадь, садись на стул со стороны окна. Алина, ты поужинаешь с нами?

– Ок, только недолго. У меня в девять созвон по проекту.

– Опять будешь с Кариной до полночи трепаться?

– Пап! – Алина закатила глаза. – Мы ж по делу.

– Бери салатик, Вадь. Ты рыбный не любишь, кажется? Тот, что ближе к тебе, – с курицей.

Печатников положил себе полную тарелку салата – и замер, ожидая, пока Света сядет, – но вдруг встрепенулся:

– Ребров, пить будешь?

– Нет, спасибо. В завязке. Только сок.

– А я – выпью. Светик, тебе налить?

– Да, белого.

Печатников протиснулся к барной стойке и ополоснул хайболл и тонкий винный бокал. Теперь все ждали, пока он нагремится бутылками и выколотит лёд из пластиковой формы.

Реброву есть расхотелось. Он лениво ковырял салат вилкой – и украдкой посматривал на Свет.

Она избегала встречаться с ним взглядом.

Наконец, хозяин дома вернулся за стол. Сел, потом снова привстал, пробормотал:

– За встречу, друзья!

Осушил стакан – и поперхнулся.

Свет отпила совсем немного. Она улыбалась – и не отрывала взгляда от лица Реброва:

– Ты что приехал-то? Университетского ловить будете?

Его покоробил её развязный тон. Кроме того, он не был уверен, что такие разговоры уместны при Алине.

– Надо ловить.

– Он у нас тут вроде местного йети: третье поколение девчонок, кажется, им пугают – а никто не видел.

– Тела – есть, – Реброву надоел этот циничный диалог. – Шутки кончились.

Свет разом стряхнула неуместную шутливость – и ни с того ни с сего пальнула в Печатникова:

– Они бы и дальше стулья просиживали, если бы им блогеры просраться не дали.

Алина подняла глаза от телефона – и с любопытством посмотрела сначала на мать, потом на отца. В обмене колкостями настала его очередь, и он гаденько ухмыльнулся:

– Я забыл, кто у нас тут главный криминалист-теоретик, проработавший по специальности целых… ноль лет ноль месяцев.

Заряд попал в цель. Свет размашистым, совсем неженским движением обеих рук отёрла лицо, не заботясь о макияже.

– Засчитано.

…Дальше разговор пошёл свободнее, словно эта скоротечная перепалка освежила их всех.

Свет расспрашивала Реброва о работе. Тот отвечал многословно, и даже пытался шутить, – но всё время думал о том, чтобы не сболтнуть чего-нибудь лишнего – при девочке. Печатников тоже острил, в основном – неудачно. Алина скоро ушла к себе – и Ребров перестал стесняться.

В студенческие годы вокруг стола в кафетерии, за которым сидели студенты-«уголовники», образовывалась зона отчуждения. Цивилисты[11] и налоговики, понемногу привыкающие к аккуратным костюмам и деловым обедам, не горели желанием слушать байки про вскрытие и трупы «в позе боксёра».

…В половине десятого Печатникову позвонили – и он, извинившись, ушёл в спальню разговаривать.

Ребров уставился в салфетку с узором из оранжевых кленовых листьев, словно не было вокруг предмета интереснее.

Свет первой нарушила неловкую тишину:

– Я правда рада тебя видеть, Вадь.

– Я тоже.

– Непохоже, если честно. Куксишься весь вечер.

– Дело неприятное, никак из головы не идёт.

– А у тебя бывают приятные дела?

Пауза.

– Тебе просто не нравится работать с ним, – она мотнула головой в сторону спальни, – да?

– И это – тоже.

– Понимаю. Видал, как он меня по поводу работы припечатал?

– Это было некрасиво.

– Некрасиво? Да он въебал мне по больному месту со всей дури! Знает же, куда бить…

– Ты правда не работала по уголовке? Я же о тебе совсем ничего не знаю…

– Конечно, не знаешь. Со дня вручения дипломов – ни звонка, ни сообщения. И в соцсетях тебя нет – впрочем, тут понимаю. Да, я не работала по уголовке. Вообще нигде не