Плавучий мост. Журнал поэзии. №3/2018 - Коллектив авторов

рва может вылезти

вьетнамский партизан,

заблудившийся под землей

и попавший в счастливое будущее

постсоветской России.

И кто там еще бродит по лесам

с рюкзаками, похожими

на обожравшиеся капюшоны?

Рваные пихоры,

рваные пихоры…

«Радио начало шифровать фамилии…»

Радио начало шифровать фамилии.

Телевизор бросился показывать клоунов.

Снег – это штора с той стороны окна,

делающая комнату публичным пространством:

опечатки пальцев на снеге —

фиксируются,

реплики – пишутся.

От этой зимы ни уехать, ни спрятаться.

В голове у такси, похоже, шахматы.

В каждой газете:

черное – это белое.

Снег тоже набирают клавишей *.

«Стрекозы с грацией мотоциклов…»

Стрекозы с грацией мотоциклов,

клювы лодок в прибрежной пене:

Рижское взморье —

этакая взбалтика,

шурша дюнами,

кривя соснами.

Всю неделю – бесстрастность.

Чайки, и те хохочут насмерть.

«Несмотря на скоропортящееся…»

Несмотря на скоропортящееся

содержимое квартир,

здравствуй, лето! —

падающие монеты,

безусые велосипеды,

порхающие звоночки.

Улицы, тополящие,

то пылящие,

апофеоз астматиков —

мухомольный комбинат…

«Рыба обернута жабрами…»

Рыба обернута жабрами.

Зло наказуемо злом.

Агендер звучит как агент

(подразумевается: иностранный).

Люди, скажите чииз

вежливому гражданину

с фоторужьем.

По случаю Дня защиты детей

колесо обозрения

взвешивает человечину.

«Традиционные мальчик и девочка…»

Традиционные мальчик и девочка

в твердых купальниках без

где-нибудь в пригородном парке,

не отменяющем новостроек.

Ибо новостройки – примета времени.

Если ты коснешься моей руки,

я готова нарушить любые нормы.

Если я коснусь твоей руки —

ничего не понятно…

Месяц дрожащих цветов.

Иероглифы велосипедов.

«Москва, облепленная…»

Москва, облепленная

мокрой рваниной пространств.

Погода, в которой слышится да,

но на самом деле – нет.

Ничего. Пузыри фонарей.

Столбняки мостов на третьем кольцевом.

Третье кольцо на безымянном.

Ночи, когда болят

все мои татуировки.

«Это может быть улица…»

Это может быть улица,

может, случайный дрим.

Я смотрю на тебя.

Мы на тебя глядим.

Падают дождь, пластик, снег.

То огни, то мгла.

Я любуюсь тобой.

Ты смотришься в зеркала.

Как тревожен декабрь,

уводящий тебя в пургу.

«Мы утонем в снегу»

И я верю: утонем в снегу.

Эдельвейсы

1.

Думаю, здесь бывает снег.

Покрывает озеро и мосты,

висящие там, где и должны висеть мосты, —

над пропастью.

Полупустые гостиницы.

Отточенные ручьи.

Абсолютные эдельвейсы.

Следы шин и подков.

Счастье,

которое уже никогда.

2.

Озеро забрало короля.

Керамический шепот замка:

«Кто теперь остановит зиму?»

Ты еще молода и красива

на всех лебедящих наречиях.

Кутаясь в шарф, плача в айфон,

забывая имена своих юных…

В несуществующих Альпах

девочка, идущая на смерть,

подходит вплотную

к тебе.

Михаил Синельников

Хоровое начало

Родился в 1946 году, в Ленинграде, в семье, пережившей блокаду. Ранние годы провёл в Средней Азии. Поэт, эссеист, исследователь литературы, переводчик, составитель ряда поэтических антологий и хрестоматий. Первую книгу своих стихов «Облака и птицы» смог издать в 1976 году. Автор 30 стихотворных сборников, в том числе, однотомника (2004), двухтомника (2006), Избранного «Из семи книг» (М., «Художественная литература», 2013). Переводил, главным образом, классическую и современную поэзию восточных стран (в 2011 году вышла книга избранных переводов «Поэзия Востока»); на протяжении двадцатилетия был основным действующим переводчиком известного грузинского издательства «Мерани». Несколько лет преподавал в Институте стран Азии и Африки МГУ свой курс «Азия и Африка в русской поэзии». Сейчас в качестве главного составителя занят в долгосрочном проекте «Антология русской поэзии». Академик РАЕН и Петровской академии. Лауреат многих российских и иностранных премий.

Немецкий мотив

О венской кофейне,

О лени и рвенье.

Об утреннем Рейне,

О Гейне.

О Бремене, Кёльне,

О брошенной штольне,

Где роются гномы…

По лугу вдоль речки

Бредут человечки,

Ребёнку знакомы.

О чём-то высоком,

О голубооком

Твоём Парсифале,

О «Фарбениндустри»,

Твоём Заратустре,

О злобной печали.

Чем старше, тем стойче…

О стенах и шпилях собора,

Холодном хохдойче

Церковного чистого хора.

Хоровое начало

…не могут приблизиться к нашему хоровому началу…

Рихард Вагнер

Хоровое начало.

Они собрались

И поют – и бурлак и шарманщик,

И охотник в лесу, и куница, и рысь,

И козы отставной барабанщик.

И трактирные хоры, и брёвна избы,

Самовары мерцающей меди

И негодных дорог верстовые столбы

И трясущие цепью медведи.

Даже схимник и узник, входящий в тюрьму.

Всё, что пело, когда и молчало.

То, чего уже нет.

И открыто кому

Хоровое начало?

Шаламов

Но для того ли, чтоб развлечь их,

Или на миг встревожить нас,

Всех этих мук нечеловечьих

Возник суровый пересказ?

Гляди-ка, всё ложится в прозу,

И эта гибельную быль,

Творцу безумную угрозу,

Ещё удерживает стиль.

И правду, резкую, как бритва,

Ведёт пустыней ледяной

И направляет чувство ритма.

Но