Плавучий мост. Журнал поэзии. №3/2018 - Коллектив авторов

тебя, атлет,

в гроб заколачивают заживо,

покрашенный как туалет.

А рядом, сохраняя выдержку,

в каракулевых шапках крон

застыли сосны здесь навытяжку

и клёны с четырёх сторон.

Зимой присутствовал при казни я,

но был весной вознаграждён:

нет в мире ничего прекраснее,

чем освежёнными дождём

аллеями, ещё безлюдными,

спешить забраться дальше, вглубь,

и там бродить двоим возлюблен

ным,

касаясь мимолетно губ,

и чтобы парк светлей, чем детская,

от птичьих голосов пылал,

и чтобы музыка чудесная

из памяти моей плыла.

«Всё, что трепетно любишь ты…»

Всё, что трепетно любишь ты,

проникает из пустоты

в иллюзорную форму тела.

Любишь музыку? Посмотри,

эта флейта пуста внутри.

Так откуда берётся тема?

Всё, чего ты боишься, брат,

можно смело в расчет не брать.

Если хочешь, давай обсудим.

Но один безусловный пункт:

должен сердцем ты выбрать Путь,

многим кажущийся абсурдным.

Я и сам убеждал себя,

что дорога, стезя, судьба —

только бредни молокососа.

Повзрослел я. Благодарю

этот полдень, закат, зарю

перед каждым восходом солнца.

И люблю я морской прилив,

и листок, что к стеклу прилип,

до обиды, до слёз мне нужен.

Мир – лишь призрачный караван

или праздничный карнавал, —

пуст внутри, но так мил снаружи!

«Наблюдать как носится чижик…»

Наблюдать как носится чижик

или слушать дятла-радиста —

ради вот таких мелочишек

ты, видать, на свет и родился.

И не надо корчить эстета,

говорить, что мир только ширма,

что твой дух выходит из тела,

ибо так велел ему Шива.

Лучше сдайся солнцу и лету

и разглядывай одуванчик;

мир, который крутит рулетку,

всё равно тебя одурачит.

«У исторического парка…»

У исторического парка

есть власть над временем текущим.

И московит времён упадка

спешит к тем зарослям, тем кущам,

в которых тени «Илиады»

сговорчивы и креативны,

где отрываются дриады,

атланты и кариатиды.

Вот он, спасённый миф античный,

средь приапических реликвий!

Пусть неглубокий, но отличный

от ханжества иных религий.

И московит, поклонник Сартра,

подхлёстнутый еловой веткой,

вглубь романтичнейшего сада

бежит за пухленькой нимфеткой.

«Сколько я служу на таможне…»

Сколько я служу на таможне

(тридцать долгих лет и три года),

многие проехали мимо,

родину покинув. Домой же

не вернулись. Разве погода

лучше по ту сторону мира?

Преодолевая пределы,

каждый оставлял мне в подарок

что-нибудь, что было охота.

Кто-то – мышь (я хвост к ней приделал),

а другой – волшебный огарок

от создателя «Дон Кихота».

Чей-то шут отдал мне свой череп,

Лао-Цзы – свои наставленья,

Будда – ничего (эка жалость!).

Всех их перебросил я через

перевал. Теперь на столетья

будет перерыв, показалось.

Что ж! Займусь пока приведеньем

собранного в строгий порядок.

Здесь поставлю редкие книги,

чуть подальше – Дом с привидением,

ну а мёд с небесных полянок

оттащу, пожалуй что, к Нинке.

«Когда таинственной судьбы…»

Когда таинственной судьбы

распутываются все нити,

и солнце с торжеством судьи

стоит в зените,

а небо кажется другим —

гораздо выше и прозрачней,

и от костра струится дым,

чердак окуривая дачный,

и в душу мне из-под воды

глядит двойник в стакане с чаем, —

пора итоги подводить,

конец соединять с началом.

Но что же тут соединишь?

Теперь с меня все взятки гладки,

ведь божества ушли из ниш

торчать вдоль пыльной Ленинградки.

Ещё я вижу сны порой

и слышу в речке смех жемчужный,

но мой не действует пароль

для входа в мир мне странно чуждый.

Я различаю в смехе смерть,

а в трели соловья – звук дрели.

Я не такой, чтобы посметь

стучаться в запертые двери.

Зачем же, получив отказ,

топтаться, как дурак, у входа?..

Когда живёшь в который раз,

теряется трагизм ухода.

Давид и Голиаф

Установлен в музейном зале,

чтобы видом одним давить,

не особо доступный сзади

микеланджеловский Давид.

Вечно юн, величав и стилен.

Кучерявится нагло пах.

Эдак можно бы филистимлян

без пращи повергать во прах.

А внизу, возле ног атлета,

рот разинув и нос задрав,

бросил вызов и ждёт ответа

смертный маленький Голиаф.

«К давности стали зорки…»

К давности стали зорки.

Снов составляем опись.

О пионерской зорьке

грезим, шагая в офис.

Менеджеры из фирмы

по распродаже раши,

старые смотрим фильмы,

те, что смотрели раньше.

А между тем дебилы

пламя добыли треньем,

Родину-мать добили

аж в девяносто третьем.

Вот ведь какая жертва!

Как мы осиротели!

Время тикать из Ржева

к Альфе Кассиопеи.

Здесь нам укрыться негде:

в книжке и на билборде

пляшут в горящей нефти

рейтинговые боги.

«Как драгоценные подарки…»

Как драгоценные подарки,

ловлю последние лучи.

Но мне гулять в осеннем парке

теперь советуют врачи.

Гляжу в небесную пучину

немного даже сам не свой —

ведь не