У Никитских ворот. Литературно-художественный альманах №1(3) 2018 г. - Альманах Российский колокол

Ему предстояло уехать в Ереван. И он настоял на том, чтобы Виолетта перевелась в Ереванский государственный университет. Наше расставание стало неизбежным. Обещали писать друг другу и встречаться, как только это станет возможным. История повторилась. Встреч больше не было. Были редкие письма и поздравления с праздниками.

На прощание Виолетта подарила мне свою фотографию с надписью: «Только для хороших воспоминаний». Фотография эта и ныне хранится в моём семейном альбоме. И когда я в присутствии жены пролистываю его и мой взгляд останавливается на этой фотографии, жена, посвящённая в своё время в эту историю, не без иронии спрашивает, не жалею ли я, что так получилось. Я обычно оставляю этот вопрос без ответа, дабы сохранить интригу.

Иногда я думаю, что мой первый любовный опыт – это ещё не любовь в полном смысле этого слова. Это, скорее, только приближение к ней. И сравнивая с тем, что произошло в последующие годы, я всё больше укрепляюсь в этой мысли. Но это уже тема для другого рассказа.

Ваграм Кеворков

Рассвет на Москве-реке

Кеворков Ваграм Борисович окончил режиссёрский факультет ГИТИС-РАТИ, ранее историко-филологический факультет Пятигорского госпединститута. Режиссёр-постановщик. Артист. Работал на Центральном телевидении и на эстраде. Член Союза писателей России. Член Союза журналистов России. Автор книг: «Сопряжение времён». «Романы бахт» («Цыганское счастье»), «Эликсир жизни», «Гул далёких лавин».

Шофёр – рыжий парень с форсистым чубом из-под старой армейской фуражки – сразу спросил:

– Рыбь есть?

– Не ловил ещё! – усмехнулся Вадим.

– А чо дашь?

Вадим пожал плечами:

– Консерву!

Парень поскрёб в затылке:

– Садись! Кинь в бардачок!

Вадим влез в кабину, достал из рюкзака и аккуратно уложил в полный всякого барахла бардачок «Кильки в томате».

– Лучше б, конечно, нашу рыбь! – покосился на банку парень. – У нас рыбь скусная! Особь, если в уху плеснуть самогонки! Тада быдто краля какая тебя ласкает снутри! Сладкая рыбь!.. А тебе куда?

– В Наумово!

– Ту! – удивился парень. – Туда не еду! Далече!

– Тогда переночевать бы где!

– Эт сделаем! – озорно улыбнулся чубатый. – Эт моментом!

Минут через двадцать грузовичок остановился на краю небольшой деревни у хилой, покосившейся избы с замшелой черепичной крышей.

– Здеся! – деловито сообщил водила. Вадим вылез, и грузовичок затарахтел дальше.

Вадим огляделся. Редко торчали избы – с одной и с другой стороны заросшей муравой улки.

Дверь ближней избы отворилась, вышла носастая старуха в драной на локтях вязаной кофте, в длинной затасканной юбке.

– Тебе чего, малец?

– На постой бы! Можно?

Старуха сразу сказала, что денег с него не возьмет, пусть живёт даром, а если уделит ей немного консервов и сахару, то и довольно.

Он вынул из рюкзака хлеб, железные баночки – кильку и сайру, – в поданную ему алюминиевую миску сыпанул сахару.

У старухи заблестели глаза, бесцветные губы изобразили улыбку, она стала крупно резать хлеб, прижимая буханку к засаленной кофте на тощей груди, потом радостно затеяла самовар, и пришлось выудить из рюкзака пачку индийских «Слоников».

Разомлев после еды и жаркого чая, старуха заворковала:

– Уж не знаю, как у вас в городе просють, а у нас, деревенских, вот так!

И, взяв его руку, положила её на скамью вверх ладонью и стала водить по ладони грубым, растресканным средним пальцем.

Вадим мгновенно вспомнил свои детские впечатления: на скамейке бульвара городской дурачок Веня – скуластый, зубасто улыбчивый – начинает водить пальцем по ладони сидящей рядом с ним девушки, и она сразу отдёргивает руку.

И Вадим тоже резко отдёрнул руку, в ужасе от этой страховидной носастой старухи, но, чтоб смягчить свой отказ, вроде бы радостно предложил:

– Давайте выпьем сначала!

– Давай! – охотно согласилась старуха, и он, достав «горючее» из рюкзака, вышиб засургученную картонную пробку, опрокинул бутылку над алюминиевой кружкой и подвинул полнёхонькую к ней:

– За ваше здоровье!

– На здоровье! – отозвалась старуха и, причмокивая, высосала всё.

Он тут же налил вторую, чокнулся с ней и вроде бы начал пить, искоса глядя, как она поглощает вторую кружку, а сам, поставив свою, сунул ей, как только она выпила, кусок хлеба с салом, и налил ей третью.

– Да куды ж ты гонишь, дай роздыху! – она уж с трудом держала голову прямо, её тянуло прилечь на стол, и он подал ей третью:

– Ну, по последней!

Она начала пить, но, морщась, отставила кружку, упала головой на стол и захрапела.

Вадим неожиданно перекрестился: так легко получилось избавиться от похотливого внимания к себе, не обидев старуху отказом.

Съел свой ломоть хлеба с салом и прилёг на лавку возле стены.

Проснулся засветло и сразу вспомнил вчерашнее!

Старуха, уже без храпа, всё так же спала за столом.

Тихенько-тихенько, стараясь не скрипнуть половицей и не шумнуть случайно, он взял рюкзак, прокрался с ним к двери, осторожненько открыл её и, мимо козы в сенях, так же тихо к наружной двери и, без оглядки, – на улицу!

И только вышел – отворилось чьё-то оконце, и кто-то крикнул:

– Куда ж ты, малец, сёдни б у меня ночевал, а завтра у неё! Нас вон скока!

Он остолбенел: из окошек соседских домов глядели жгучие, как крапива, старушечьи глаза!

«Ужас!» – холодком отдалось в груди.

И скорее к дороге, подальше от этих жутких старух, и едва ль не бегом – прочь!

Когда Вадим рассказал об этом казусе водителю подобравшей его «газели», мужик долго смеялся, аж залысины порозовели, а потом укорил:

– И чего побрезговал? Раньше у нас в/ч стояла, так все были довольны – и старухи, и солдатики!

И долго вспоминал, как было раньше, и как сам он, служа срочную на севере, ходил в увольнительную к одинокой старухе.

– К ней вся наша в/ч ходила, других свободных баб не было. Все семейные!

– И много тут таких деревень со старухами? – спросил Вадим с опаской.

– Здеся? – удивился мужик. – Да все! – он опять засмеялся и стал похож на сельского пацана. – Как есть – все!

Но, слава богу, Наумово оказалось обычной деревней – с ребятишками, замужанками, редкими мужиками и старичьём.

Сойдя с убегавшей вправо «газели» километров за семь отсюда и устав от пройденного пути, Вадим всё же устремился к Жижице, минуя короткие улки; спешил, спотыкаясь, – и вот оно, озеро!

Аж петь захотелось! Эх, жить бы у этой шири и дали, дышать этим воздухом!

И едва не задохнулся, когда осенило: «Вот откуда “Рассвет на Москве-реке”! Вот где звучал пастуший рожок и плыл колокольный звон!»

И сел у озера, и глядел