Война и право после 1945 г. - Джеффри Бест

семинарах по МГП. Положение п. 2 (с) ст. 57, требующее делать «эффективное заблаговременное предупреждение… за исключением тех случаев, когда обстоятельства этого не позволяют», в этом случае не помогло бы, поскольку заблаговременное предупреждение просто дало бы возможность иракским властям перебазировать своих военных, использовавших бункер, в безопасное место. Расчеты же относительно того, какой уровень потерь среди гражданского населения может оказаться чрезмерным, должны были бы принять во внимание военную ценность функций бункера как пункта командования и управления в той степени, в какой о ней можно было догадываться, в контексте иракской военной машины в целом, с учетом того, что о ней было известно. ДПI сформулировал в явном виде принцип пропорциональности и облегчил его понимание, что было полезным достижением, но он не может сделать легким его практическое применение.

Другой случай, который наглядно демонстрирует потенциальную сложность задаваемого принципом пропорциональности соотношения между качеством информации, «конкретными и прямыми» военными преимуществами и случайными потерями среди гражданского населения, – это дело немецкого генерала Лотара Рендулича, относящееся к периоду Второй мировой войны. Рендулич был одним из обвиняемых по делу «США против Листа и др.», о котором мы уже упоминали. Он не был самым знаменитым генералом из оказавшихся на скамье подсудимых, но часть приговора, вынесенного судом по этому делу, имела, как выяснилось, особую важность, поскольку имела прямое отношение к вопросу о пропорциональности, а также потому, что по сути дела содержала руководящие указания для военачальников по применению этого принципа. Рендуличу было предъявлено обвинение в нескольких преступлениях, совершенных на Балканах, и – по настоятельному требованию Норвегии – в причинении чрезмерных разрушений в самых северных районах Норвегии, округе Финнмарк и на севере округа Тромсё, во время отступления немецких войск, которым он руководил зимой 1944/45 гг.[463] Он был признан виновным в совершении преступлений на Балканах (которые составляли основную часть выдвинутого против него обвинения) и невиновным в том, что касается Норвегии. Именно это последнее обстоятельство и должно здесь привлечь наше внимание. Американский суд пришел к выводу, что разрушения, хотя, по-видимому, чрезвычайно сильные и, более того, по сути дела тотальные, все же могли быть оправданными, потому, что, хотя русские на самом деле и не преследовали его по пятам, он не мог быть в этом уверен. Законность разрушений с целью помешать преследованию не оспаривалась[464]. Как утверждала защита Рендулича, та информация, которой он располагал, была ограниченной и неполной, но это было самое большее, что он мог получить, поэтому он был вынужден действовать на основе того, что теперь можно было бы назвать «критерием наихудшего случая» или «критерием максимина». Потребовались годы, чтобы восстановить северную часть Норвегии, население которой с неизбежностью претерпело множество страданий во время насильственной эвакуации.

Восстановление было далеко не завершено, когда в начале 1948 г. новость о приговоре суда дошла до Норвегии. Он был воспринят с бурным негодованием. Во время дебатов в норвежском парламенте, тон которых, принимая во внимание существовавшие на тот момент обстоятельства, был на удивление выдержанным и интеллектуально корректным, оправдание Рендулича было убедительно оспорено в силу следующих оснований. 1) Возможно, он на самом деле не мог быть уверен в том, что русские не преследуют его по пятам, и произведенные им вначале разрушения в восточном Финнмарке (за исключением самого восточного района около Киркенеса, захваченного русскими до наступления зимы) могли быть оправданными с точки зрения военной необходимости, но это оправдание становилось все менее и менее убедительным по мере того, как выяснялось, что шел месяц за месяцем, отступление немцев продолжалось, а русские все никак не появлялись. 2) Рендулич утверждал, что действовал в условиях нехватки времени, но планы столь масштабных разрушений были разработаны заранее, и взрывчатые вещества были заложены во всех тех местах, в которых этого можно было ожидать. 3) Неопределенность в отношении намерений русских была не единственной мыслью, двигавшей его поступками. Жестокость и запугивание, которыми сопровождалось принятие решение и осуществление эвакуации, ужасающая тотальность разрушений – все это было характерными чертами германской политики в целом и, мы можем добавить, ее проведения на Балканах, в чем Рендулич был признан виновным. Проведение этой конкретной акции было предписано приказом Oberkommando der Wehrmacht[465] задолго до самого события, и это входило (небольшой) составной частью в обвинительное заключение по делу генерала Альфреда Йодля на Нюрнбергском процессе[466]. Рендулич, австрийский фанатик-антикоммунист, хотя, по всей видимости, и не являлся членом нацистской партии, с наслаждением выполнял приказы фюрера и не принадлежал к числу тех более умеренно настроенных немецких генералов, которые с риском для себя старались как-то сгладить крайности его приказов. Разрушения, аналогичные норвежским, имели место и при отступлении немцев в финской Лапландии в конце 1944 г. В этом случае их целью едва ли было противодействие опасным преследователям, настолько непохоже было, чтобы финские войска (которых русские заставили принять сторону союзников) горели желанием продвинуться за границы своего государства[467]. Поведение Рендулича отнюдь не было похоже на вполне объяснимый временный приступ паники испуганного человека, оказавшегося в темноте; напротив, он вполне осознанно и методично исполнял при свете дня заранее спланированную мстительную тактику «выжженной земли»[468].

Норвежцам не удалась их попытка заставить повторно рассмотреть дело Рендулича. Генерал не был доставлен в Норвегию для повторного процесса, а командующий американской оккупационной зоной не захотел рассмотреть возможность апелляционного рассмотрения. После того как он отбыл менее десяти лет из полагавшихся ему двадцати, Рендулич был отпущен на свободу для того, чтобы закончить свои мемуары и превратиться в своего рода святого покровителя военачальников, которые незнанием или ошибкой оправдывают причинение «случайного» ущерба гражданскому населению в бóльших размерах, чем другие могли счесть необходимыми[469]. Читатели могут разделить удивление автора в отношении того, почему явная убедительность норвежской аргументации против его «канонизации» оказалась недостаточной для того, чтобы сделать решение американского суда 1948 г. чрезвычайно зыбким основанием для суждений.

Ст. 58 ДПI о мерах предосторожности в отношении последствий нападений не требует таких длинных комментариев. Она не содержит каких-то новых или незнакомых принципов; единственным новшеством здесь является ее появление в тексте документа[470]. Эта статья раскрывает смысл того, что всегда считалось логическим продолжением принципа избирательности: обязательству нападающей стороны не совершать преднамеренного нападения на гражданских лиц и гражданские объекты должно сопутствовать обязательство обороняющейся стороны не подставлять их преднамеренно под нападение. В принципе это издавна входило в число обычаев. Заставлять некомбатантов служить щитом или использовать их в качестве приманки всегда считалось делом постыдным и бесчестным; случаи, когда им не дозволялось покинуть зону обстрела, всегда