Проблемы литератур Дальнего Востока. Труды IX международной научной конференции - Коллектив авторов

Китайское общество живет по четко выстроенным правилам взаимоотношений, когда мнение старшего поколения считается окончательным и обсуждению не подлежит. Это способно сплотить семью, особенно если учесть, что китайцы традиционно живут тремя поколениями вместе и лишь небольшой процент молодых семей проживает отдельно не в связи с трудовой занятостью в другом районе, регионе, провинции, а по собственному желанию (материальным возможностям). Авторитет старшего бесспорен, а присутствие пожилого человека в семье считается благом, о чем свидетельствует пословица:

家有一个老就像有一个宝。 Jiā yŏu yí gè lăo, jiù xiàng yŏu yígè băo [3, с. 30].

В семье старик – что драгоценность[90].

Категория сыновней почтительности 孝(xiào) включает не только взаимоотношения отцов и детей, но и широко применима в обществе в целом. Так, в старом Китае жена подчинялась мужу, а если учесть, что «свободных» женщин в Китае не было никогда, то женщина подчинялась мужчине. После смерти мужа она следовала советам сына, но, с другой стороны, мать являлась представителем старшего поколения, а значит, последнее слово оставалось за ней. В свою очередь, «идеальная» жена должна была совершить ритуальное самоубийство, а власти даже брали такие семьи на обеспечение. В менее драматичных случаях ожидалось, что женщина больше не выйдет замуж, так как 好女子不吃两个家的 婚茶 (hăo nὔzi bù chῑ liănggè jiāde hūnchá) – «хорошая невеста два раза замуж не выходит».

Как свидетельствует А. А. Маслов, дочерняя почтительность в некоторых случаях могла реализоваться специфически: существовал ритуал перехода из женского в мужское, называемый 阴阳交 (yínyángjiāo), когда девушка принимала особые пилюли, прекращавшие естественный цикл ежемесячных выделений, и она могла осуществлять все обряды, связанные с культом предков [6, с. 205].

Подчинение младшего старшему не ограничивалось кругом клана или семьи – оно пронизывало все общество, создавая многочисленные вертикальные связи и структурируя социум на каждом ярусе. Так, ученик подчинялся учителю, и тот мог воздействовать на ребенка физически. Об этом свидетельствуют не только сохранившиеся в китайской школе меры наказания – от легкого удара линейкой по рукам до долгого стояния сцепив руки сзади. Иероглиф 教 (jiào) также свидетельствует о наличии двух важных компонентов обучения: в его состав входят графемы «сыновняя почтительность» и «бить, ударять» (слева и справа соответственно).

Следование предписаниям 孝 (xiào) означало особый стиль поведения младшего, когда нельзя было принимать пищу или разговаривать раньше, чем это сделает старший. Общаться с ним следовало сидя на коленях, а в случае, когда младший провинился, руки располагали вытянутыми к старшему, так в китайском языке сложилось понятие 对不起 (dùibùqĭ) – букв. «не сметь подняться», в современном языке переводимое как «извините».

Конфуцианская категория почтительности охватывала все общество, а не только слой интеллигенции. Так, в сборнике мы обнаруживаем следующую сентенцию:

家贫知孝子， 国乱识忠臣。 Jiā pín zhī xiào zĭ, guó luàn shἱ zhōng chén [3, с. 45].

И в бедных семьях растут почтительные сыновья, и в годы смуты в государстве служат верные сановники.

Категория сыновней почтительности 孝(xiào) дополняется категорией верности, преданности 忠 (zhōng) и веры 信 (xìn).

Так, Фэн Мэнлун вопрошает:

不忠不信,何以立于天地之间? Bù zhōng bù xìn, héyĭ lì yú tiāndἱ zhījiān? [3, с. 56]

На чем будет стоять Поднебесная, если не будет ни верности, ни веры?

Моцзы увещевает: «(Гармония достигается) только взаимной заботой, обоюдной выгодой и уступками, которые жители (Срединного государства) делают друг другу»:

兼相爱,交相利。Jiān xiāng ài, jiāo xiānglì [3, с. 46].

Хань Ин и вовсе призывает к почти христианскому непротивлению злу насилием:

人善我,我亦善之; 人不善我,我亦善之。Rén shàn wŏ, wŏ yĭ shàn rén, rén bù shàn wŏ, wŏ yĭ shàn zhī.

Люди окружают меня добротой, и мои намерения к ним добры; люди относятся ко мне нехорошо, я все же отплачиваю им добром [3, с. 49].

Несмотря на значительное повышение уровня грамотности, на доступность текстов конфуцианской литературы, на популяризацию конфуцианских категорий в массмедиа, китайский социум, вследствие стремления к обогащению и приобщения к столь привлекательному образу жизни глобального сообщества потребления, зашел в нравственный тупик, выход из которого, как водится, надо искать в блистательном и героическом прошлом нации и народа. Однако в век высоких технологий и денежных отношений эффективнее обращаться не к героям эпических сказаний, а к героям наших дней.

Категория бескорыстной помощи – вот то, что потеряно в современном китайском континентальном обществе и ощущается самими китайцами очень остро. Но примеры успешных людей, охотно жертвующих частью своих доходов в общие сборы для действительно нуждающихся, пострадавших от воли Небес, наверное, не так ярки и актуальны, как незыблемые образцы времен революционной романтики и национального подъема. Таких народных героев, как Су Нин, Цзя Лидань, Лэй Фэн и др., очень много. Невероятное количество общеобразовательных школ, крупных компаний и магазинов в континентальном Китае носят их славные имена. От нуворишей их отличают преданность Родине и бескорыстное служение китайскому народу.

Благодаря переосмыслению традиционных ценностей образы героев недавнего прошлого удачно вписаны в конфуцианскую парадигму и могут послужить примером для подражания. Об этом свидетельствует, например, многолетняя популярность верного маоиста, молодого бойца Народно-освободительной армии Китая Лэй Чжэнсина, более известного как товарищ Лэй Фэн (1940–1962). Ему выдалось жить в те самые годы революционного подъема, и искренность, с которой он увлекся делом Мао, соотносится с той самой категорией верности 忠 (zhōng), о которой мы говорили выше. Под верностью, как понимал ее Лэй Фэн, подразумевается прежде всего преданность курсу КПК и Родине. Эти два понятия были для него неразделимы: «После освобождения Китая я обрел семью, это КПК!» [1, с. 39]

Приверженность идеям Мао подразумевала умение жертвовать и большим, и малым. Так, в интервью Гао Цзяньго, начальника Шэньянского военного округа, ныне Северной зоны боевого командования, мы читаем: «В августе 1960 г. в составе группы новобранцев Лэй Фэн участвовал в ликвидации наводнения на водохранилище, где бойцам приходилось в течение семи суток сдерживать напор воды собственными телами; и он был не один такой, их было целое поколение!» [1, с. 40]

Совсем в духе Лу Ю, поэта эпохи Южной Сун:

位卑未敢忘忧国。Wèi bēi wèi gǎn wàng yōu guó.

И даже занимая незначительное место в Поднебесной, вноси свой вклад в ее процветание [3, с. 5].

Жертвенность была одной из сильных черт характера Лэй Фэна: весной 1958 г. он передает 20 юаней для покупки комсомольского трактора, а через два года он