Проблемы литератур Дальнего Востока. Труды IX международной научной конференции - Коллектив авторов

только как философская, но и как эстетическая, воспитывающая особый вкус к этике и эстетике китайской повседневности, что актуально для взрослых членов сообщества. Наиболее информативные работы по теме принадлежат китайским публицистам Ван Яну [1], Вэй Шушэну [2] и др.

Целью исследования является определение роли текстов конфуцианской культуры в процессе нравственного воспитания в КНР в контексте управляемой глобализации. Гипотеза заключается в том, что конфуцианство позволяет сохранить стабильную основу функционирования китайского общества в эпоху глобализации, создавая у граждан чувство уверенности и стабильности, которое достигается за счет включенности в единое пространство текстов культуры.

Материалом для написания статьи послужил сборник сентенций под названием «Книга о благодати», в котором представлено 800 крылатых фраз философов разных эпох; цитаты сопровождаются комментарием и предназначены широкому кругу читателей [3]. Прецедентные высказывания разделены на восемь глав: 忠篇 (Zhōng piān) – «Глава о верности и преданности» (54 иероглифических страницы), 孝篇 (Xiào piān) – «Глава о сыновней почтительности» (20 стр.), 智篇 (Zhì piān) – «Глава о мудрости» (66 стр.), 勇篇 (Yǒng piān) – «Глава о доблести» (60 стр.), 礼篇 (Lǐ piān) – «Глава о ритуале» (44 стр.), 义篇 (Yì piān) – «Глава о долге» (36 стр.), 廉篇 (Lián piān) – «Глава о чистоте» (12 стр.), 耻篇 (Chǐ piān) – «Глава о постыдном» (15 стр.).

С нашей точки зрения, тематическая последовательность цитат и пояснений в источнике не случайна: так авторы репрезентируют степень важности излагаемого материала. Краеугольным камнем конфуцианства является учение о любви к Родине и служении ей, а для этого необходимо поддерживать четкую иерархическую структуру в обществе, включая и семью, как базовую социальную ячейку. В китайском случае эффективность воспитания зависит, в том числе, и от умелого обращения к эпическим примерам древности. «Книга о благодати» не имеет политизированного подтекста, а сентенции, касающиеся формирования чувства патриотизма, представляют собой кристаллизацию философской мысли различных эпох и представителей различных школ.

По объему глáвы исследуемого источника разнятся, что скорее свидетельствует об авторском подходе и эстетических предпочтениях Вэй Пуфэна и Тан Цзицзюня, чем о недостаточности компилируемого материала. Исследователи структурируют информацию, делая акцент на главенстве идей подчинения и почитания. Их анализ касается как сферы межличностных отношений, в которой приоритет имеет мнение старшего по возрасту или социальному положению, так и отношений между гражданином и государством, где безусловный авторитет остается за последним.

Итак, первая глава («Глава о верности и преданности») делится на четыре параграфа, последовательность которых отражает расстановку акцентов в китайском традиционном обществе:

• 热爱祖国, rè ài zúguó («Любовь к родине»);

• 尽忠职守, jìn zhōng zhí shŏu («Беспредельная преданность и соблюдение долга»;

• 诚实守信, chéng shí shŏu xìn («Искренность в делах и соблюдение веры»);

• 敬天爱人, jìng tiān ài rén («Уважение воли Неба и гуманность»).

Вторая глава («Глава о сыновней почтительности») содержит два параграфа:

• 孝敬父母, xiào jἱng fùmŭ («Уважение родителей и подчинение им»);

• 以己推人, yĭ jí tuī rén («Свое поведение – лучший пример»).

Если в первых главах содержатся базовые понятия, выделяемые нами условно, так как они, конечно же, усваиваются китайцами в сложном комплексе нравственных установок, то последующие главы содержат уже прямое наставление к действию, что позволяет нам переводить в императиве.

Третья глава («Глава о мудрости») включает в себя побуждения к действиям:

• 重教好学, zhòng jiào hăo xué («Учись, отдавая себя учению»);

• 追求真理, zhuī qiú zhēn lĭ («Следуй истине»);

• 明辨是非, míng biàn shἱ fēi («Различай и разграничивай»);

• 重视人才, zhòngshì réncái («Развивай свои дарования»).

Четвертая глава («Глава о доблести») структурно поделена на следующие параграфы:

• 自强不息, zì qiáng bù xī («Неустанно совершенствуйся»);

• 修身立德, xiū shēn lì dé («Своим примером утверждай силу благодати»);

• 志向远大, zhì xiàng yuăndà («Стремись к большим свершениям»).

Пятая глава («Глава о ритуале») делится на параграфы:

• 依礼而立, yī lĭ ér lì («Опираясь на ритуал, живи по ритуалу»);

• 重视规范, zhòng shì guīfàn («Уделяй внимание обстановке»);

• 合同众人, hé tóng zhòng rén («Будь с народом»).

В шестой главе («Глава о долге») всего один параграф:

• 维护正义, wéi hù zhèngyì («Защищай справедливость»).

В седьмой главе («Глава о чистоте») говорится:

• 正直无私, zhèng zhí wú sī («Стремись к бескорыстию»);

• 廉洁奉公, liánjié fènggōng («Будь честен с другими»).

В заключительной главе («Глава о постыдном») содержатся два параграфа, названия которых скорее вдохновляют, чем укоряют:

• 有所不为, yŏu suŏ bù wèi. («Праздное времяпрепровождение»);

• 知耻近勇, zhī chĭ jìn yŏng («Признание ошибки – уже смелость») [3, с. 3].

Каждая глава сборника не только содержит несколько сентенций на классическом языке с обязательной отсылкой к автору крылатой фразы и указанием источника, но и сопровождается комментарием на современном китайском языке и лаконичной историей происхождения той или иной фразы.

Объем статьи не позволяет представить тщательный анализ всех конфуцианских категорий в их функциональном применении, поэтому мы рассмотрим репрезентацию наиболее актуальных категорий нравственности: 孝 (xiào) – «сыновней почтительности» и 忠 (zhōng) – «верности» – в китайской повседневности, ограничившись территориальными рамками КНР.

Мораль, как правило, выступает в качестве «неписаного закона», реализуя свою регулятивную функцию, в первую очередь посредством обыденного сознания. Мораль восходит к феномену обычая, а индивид усваивает основные нравственные ценности в процессе личностной социализации. Межличностные взаимоотношения проникнуты нравственностью, они подвергаются оценке и проходят проверку на жизненную целесообразность. У одного и того же народа этические установки могут претерпевать изменения в течение долгого периода времени и зачастую под влиянием извне, например в период активных отношений со значимыми другими, или под воздействием глобализации.

Анализируя понятия морали и нравственности, принятые у китайцев, мы должны обращать внимание на весь мир Восточной Азии, народы которой обладают специфическим менталитетом и особой системой взаимоотношений. Как утверждает А. Н. Мещеряков, вектор развития большинства восточных обществ до недавнего времени был направлен на старшее поколение, жизнь которого считалась более ценной, чем младшего. Это можно уяснить, просмотрев некоторые средневековые медицинские трактаты, в которых присутствуют целые главы, посвященные уходу за пожилыми людьми, но нет ни слова о том, как ухаживать за младенцами [4, с. 284].

Китайская литература содержит обширный пласт поучительных историй, например о том, как почтительный сын во время грозы торопился на могилу матери с криком «Мама, не бойся!», ведь при жизни она боялась громовых раскатов; а другой добродетельный конфуцианец ночью спал нагим, подставляя свое тело комарам, чтобы они не питались кровью его родителей [5, с. 10].

В старом китайском обществе отмечали дни рождения только пожилых людей, поэтому и существует традиция угощения именинника 寿面 (shóumiàn) длинной лапшой долголетия. В современном китайском социуме детские дни рождения начали праздновать не так давно, не более 20 лет назад. Вектор почитания постепенно поворачивается в сторону нового, молодого поколения. Политика