Ленинизм и теоретические проблемы языкознания - Федот Петрович Филин

по отношению к материальным фактам языка. Неверие в возможность более или менее точного схватывания идеальных фактов с помощью их непосредственного переживания подобно неверию в соответствие наших ощущений предметам материального мира. Если во втором случае конечным результатом оказывается отрицание познаваемости (а порой и самого существования) объективного мира, то в первом случае возникает сомнение в возможности познания идеальной сферы, приводящее при определенных условиях к отрицанию существования сознания, т.е., по существу, к тому же агностицизму, ибо ни о каком познании мира не может быть речи, если не признается сознание, без которого нет и не может быть процесса познания.

Отправляясь от непосредственных данных, исследователь языка должен не ограничиваться лишь своим собственным опытом, а стремиться как можно шире использовать опыт других людей (специалистов и неспециалистов), знакомясь с ним через опрос и анкетирование, сопоставляя с ним результаты своих собственных наблюдений. При этом по мере возможности и необходимости следует прибегать к практической проверке опытных данных.

Нет никаких оснований считать результаты непосредственного «схватывания» семантики интуитивными. Интуиция – это специфическая форма теоретического мышления[234]. Результаты же непосредственного переживания фактов сознания представляют собой опытные данные особого рода. Как источник познания они подобны ощущениям и восприятиям (например, ощущениям зеленого цвета или горького вкуса, восприятиям звуковых обликов отдельных слов или целых фраз). Интуиции также присущ момент непосредственного постижения, но эта непосредственность носит иной характер, в связи с чем интуицию нельзя ставить в один ряд с исходными опытными данными.

«Интуиция является непосредственным знанием, однако только в том отношении, что в момент выдвижения нового положения оно не следует с логической необходимостью из существующего чувственного опыта и теоретических построений. Подобного рода интуитивные скачки вытекают из органической связи познания с практической деятельностью человека. Потребности практического взаимодействия субъекта с объектом толкают теоретическое мышление на выход за пределы того, что дано в предшествующем опыте познания. Такого рода выходы не направляют познание на путь заблуждений, поскольку имеется в виде практики надежный критерий истинности знаний»[235].

Таким образом, интуиция всегда связана с выходом сознания за границы данного в опыте, в то время как непосредственное «схватывание» семантики есть не что иное, как особый вид опыта.

Признание, по существу, рациональных явлений (а семантика в своей основе рациональна) фактами опыта не должно вызывать удивления. Опыт – это то, что непосредственно составляет исходный материал для логической обработки (анализа, абстрагирования, обобщения и т.д.), для логических процессов соответствующего уровня. В этом смысле говорят даже об эмпирических данных для философских абстракций и обобщений (об опытной природе философии), имея в виду открытия конкретных наук и реально протекающий процесс познания во всем его богатстве и многообразии, поскольку последние выступают по отношению к философии как некоторая непосредственная данность, не зависящая от философского исследования[236]. Разумеется, основу всего человеческого познания составляет первичный опыт, т.е. чувственное отражение действительности в сознании человека в виде ощущений и восприятий. Но без формирования опытных данных более высоких порядков никакое развитие познания невозможно.

Говоря о практической проверке наших знаний из области семантики, полученных на основе непосредственного переживания фактов сознания, а также о возможности возникновения ошибок в процессе постижения семантических явлений, мы коснулись взаимодействия опытного и рационального знания в ходе лингвистических исследований. В самом деле, для того чтобы человек мог ожидать определенного воздействия своей речи на сознание других людей и осуществления ими благодаря этому воздействию определенных действий, ему необходимо осознать связь между теми или иными материальными языковыми средствами и соответствующими им фактами сознания, а для этого требуется известное обобщение и абстрагирование, анализ и синтез. Так, уверенность в том, что форма творительного падежа имени вызовет в сознании собеседника идею орудийного отношения, может появиться только тогда, когда значение орудийного отношения в мысли отделено от других значений и противопоставлено им, когда это значение связывается с различными случаями употребления творительного падежа. Ошибочное установление связи значения причинно-следственного отношения с союзом и, а также обнаружение несостоятельности этого заключения являются, как было показано выше, результатом простейших логических операций. Экспериментирование, заключающееся в различных преобразованиях заданной фразы с союзом и, было бы бесполезным без использования определенных логических приемов.

Рассмотренные простейшие случаи познания лингвистических объектов, как и практика лингвистических исследований в целом, свидетельствуют о неразрывной связи непосредственного опытного знания с рациональным, о невозможности как чувственного отражения материальных средств языка, так и непосредственного переживания семантических фактов без их одновременного логического осмысления.

Изучение языка, как и познавательная деятельность человека вообще, есть органическое единство двух противоположных сторон, двух моментов: чувственного (непосредственного созерцания) и рационального (логического мышления)[237]. Это единство ярко выражено в известном высказывании В.И. Ленина:

«От живого созерцания к абстрактному мышлению и от него к практике – таков диалектический путь познания истины, познания объективной реальности»[238].

Взаимоотношение чувственного (непосредственного созерцания, непосредственного переживания) и рационального, роль каждой из этих сторон познания при исследовании языка, как и при изучении любого другого объекта, не есть нечто стабильное и неизменное. Для выяснения характера их взаимоотношения в различных условиях, для раскрытия их роли при различных направлениях познавательного процесса целесообразно предварительно познакомиться с двумя противоположными подходами к изучению языка, которые наблюдаются в современном языкознании. Это необходимо и для того, чтобы понять соотношение ряда других познавательных моментов в лингвистическом исследовании (эмпирического и теоретического, конкретного и абстрактного, индукции и дедукции, рассудка и разума).

Возможность двух противоположных подходов к изучаемому объекту вытекает из диалектики самого объекта, и подобно тому как неразрывно связаны между собой взаимно отрицающие и в то же время предполагающие друг друга, не существующие раздельно стороны объекта, взаимосвязаны и взаимно дополняют друг друга различные подходы к его изучению, хотя они и обладают относительной самостоятельностью в силу абстрагирующего характера человеческого познания.

Выделяя наиболее важную, наиболее существенную черту диалектики, В.И. Ленин писал:

«Вкратце диалектику можно определить, как учение о единстве противоположностей. Этим будет схвачено ядро диалектики…»[239]

Поскольку единство противоположностей составляет суть диалектики, иначе говоря, суть всего происходящего и существующего в мире, постольку любую закономерность, любое общее положение в науке следует рассматривать в свете этого единства.

Так следует подходить и к тезису о взаимосвязи и взаимообусловленности явлений в природе и обществе. Взаимосвязь и взаимообусловленность явлений не исключает, а, наоборот, предполагает внутреннюю специфику каждого из них, не выводимую из их отношений к другим явлениям, из их положения в системе;

«…свойства данной вещи, – утверждает К. Маркс, – не возникают из ее отношения к