Ленинизм и теоретические проблемы языкознания - Федот Петрович Филин

с идеализмом Платона, философским релятивизмом, холизмом и неопозитивизмом[126]. Первой из гуманитарных наук, в которой проявилось и затем наиболее последовательно развилось структуралистическое направление, была лингвистика. Этим и объясняется современное влияние лингвистического структурализма на распространение структуралистских концепций в других социальных науках на Западе. По мнению наиболее видного французского социолога-структуралиста К. Леви-Стросса, лингвистика, в частности фонология, с разрабатываемыми в ней структуралистическими идеями должна

«сыграть по отношению к социальным наукам ту же новаторскую роль, какую, например, для всех точных наук сыграла ядерная физика»[127].

Как и в лингвистике, сущность структуралистской методологии в социологии сводится к гипостазированию абстрактных отношений в общественных структурах, к игнорированию личностей и общественных групп с их конкретными интересами, стремлениями и действиями. Один из противников методологических крайностей структурализма, экзистенциалист Ж.-П. Сартр, заявил:

«структурализм в том виде, как его понимает и применяет Леви-Стросс, способствовал во многом нынешней дискредитации истории… Речь идет о создании новой идеологии – последней плотины, которую буржуазия еще способна возвести против Маркса»[128].

Антигуманистический характер структурализма доведен до крайности в работах французского философа М. Фуко, по мнению которого

«Леви-Стросс для общества и Лакан для бессознательного показали нам, что „смысл“ возможно, есть только пена или отблеск, а то, что нас глубоко пронизывает, что было до нас и что нас поддерживает во времени и пространстве, так это система… то есть совокупность отношений, независимых от элементов ее»[129].

М. Фуко с редкостной непринужденностью заявляет:

«Можно ответить только философским смехом всем тем, кто еще хочет говорить о человеке, его господстве и его освобождении»[130].

Так проявляют себя основные принципы структурализма в применении к социологической проблематике. Вместе с тем, попытка соединения структурального метода в исследовании общественных явлений с методом марксистской диалектики (предпринятая, в частности, М. Годелье) оказалась совершенно безуспешной и была расценена в марксистской литературе как несостоятельная[131].

Таким образом, характеризующее методологию лингвистического структурализма преувеличение роли отношений в структуре языка и связанный с этим принципиальный отрыв языка от внеязыковой действительности не могут иметь ничего общего с марксистско-ленинским пониманием природы языковой структуры и общественных функций языка. Этой в сущности своей идеалистической концепции языковой структуры может быть противопоставлено лишь последовательно материалистическое понимание языка как знаковой системы, все элементы которой существуют прежде всего в силу общественной необходимости в обозначении различных внеязыковых фактов объективной действительности и сознания и только как таковые вступают между собой в различные внутриязыковые отношения, образуя структуру языка. Методологическая правильность и, следовательно, перспективность именно такого знакового понимания языка была подтверждена уже В.И. Лениным, который с одобрительной пометой «bien dit» выписал следующее место из книги Л. Фейербаха о философии Лейбница:

«Что же такое название? Отличительный знак, какой-нибудь бросающийся в глаза признак, который я делаю представителем предмета, характеризующим предмет, чтобы представить его себе в его тотальности»[132].

Именно разработка марксистско-ленинского понимания языка как системы знаков, созданных обществом для обозначения внеязыковых фактов, является единственно верной альтернативой идеалистических представлений о возникновении элементов языка в результате пресечения пучков абстрактных отношений в языковой структуре.

В.Н. Ярцева.

КОЛИЧЕСТВЕННЫЕ И КАЧЕСТВЕННЫЕ ИЗМЕНЕНИЯ В ЯЗЫКЕ

Вопросы количественных изменений при исследовании языка не раз возникали в истории языкознания. Однако до того времени, когда было сформулировано понимание языка как системы, такого рода попытки носили случайный характер и не имели самостоятельного значения. Проблема учета количественной стороны языковых явлений получила свое освещение именно в современной лингвистике. Ясно, что лишь при изучении соотносительности элементов языка, при их сравнении друг с другом может возникнуть мысль об их анализе с количественной стороны. Важным оказалось и то, что начали различать, с одной стороны, систему языка как нечто данное, с другой – функционирование этой системы. Стало возможным провести соответствующее разграничение в исследовании количественного фактора при анализе языка и при анализе речи. Если мы обратимся к фактам языка, то увидим, что функционирование того или иного элемента языка не обязательно полностью соответствует его месту в системе с точки зрения связи количественных показателей. Когда мы рассматриваем систему в движении или когда мы наблюдаем элементы языка в их реализации в процессе речи, то обнаруживается, что эти элементы функционируют с разной степенью частотности.

Количество может пониматься с точки зрения абсолютной и с точки зрения относительной. Можно считать, сколько элементов того или иного вида или сколько моделей имеется в языке. Но вряд ли такого рода абсолютный подсчет имеет значение для познания языка. Представим себе, что известно сколько морфем каждого типа или сколько слов имеется в данном языке, т.е. определено их абсолютное количество. Это, конечно, может представить известный интерес, но отнюдь не дает представления о характере языка, о своеобразии структуры данного языка. Большее значение для вскрытия специфики данного языка имеет определение количества относительного, так как такого рода определение уже содержит момент сравнения.

Все явления в языке взаимозависимы и находятся по отношению друг к другу в определенных связях. Поэтому их сравнение не является лишь приемом исследования, но обусловлено самой сутью языка. В.И. Ленин, перечисляя элементы диалектики, один из них определял в следующих словах:

«вся совокупность многоразличных отношений этой вещи к другим»[133].

Разумеется, понятие отношения в языке в его специфическом выражении имеет много слагаемых. Это может быть отношение члена однопорядкового ряда к его соседям (например, отношение члена синонимического ряда), но это может быть отношение члена ряда, содержащего элемент противопоставленности (например, отношение члена парадигмы). В первом случае отношение основано на принципе потенциальной взаимозаменяемости, во втором – на принципе общности признака целого ряда (например, парадигма существительного) и на специфичности каждого члена данного ряда (характеристика именительного падежа иная, чем родительного).

Осложненность характера взаимоотношений языковых элементов может явиться результатом специфических черт данной языковой структуры или данного языка.

«Значение общего противоречиво: оно мертво, оно нечисто, неполно etc. etc., но оно только и есть ступень к познанию конкретного, ибо мы никогда не познаем конкретного полностью. Бесконечная сумма общих понятий, законов etc. дает конкретное в его полноте»[134].

Проявление элемента количества в языке связано с понятием частотности. С нашей точки зрения частотность принадлежит функциональной стороне языковой системы. Через частотность мы можем познать проявление количества в языке, но это не одно и то же. Учет частотности тех или иных фактов языка является полезным приемом при его анализе, хотя это более поверхностное по