Ленинизм и теоретические проблемы языкознания - Федот Петрович Филин

отличие между взаимодействием или связью и чистым отношением заключается в том, что в первом случае между соответствующими вещами происходят определенные материальные (или, если это в сфере сознания, – психические) процессы, так что соответствующие вещи какими-то своими сторонами, излучаемыми частицами и т.п. друг с другом соединяются, между тем как в случае чистых отношений соотносящиеся свойства остаются в пределах вещей, не вступающих в непосредственное материальное (в сознании – психическое) взаимодействие.

Отсутствие непосредственной материальной связи между вещами в случаях чистых отношений, иначе говоря, тот факт, что такого рода

«отношение… чувственно не воспринимается»[122],

было бы неправильно истолковывать в том смысле, что такие отношения вообще не имеют объективного существования. В действительности чистые отношения представляют собой конкретные способы сосуществования соответствующих вещей. Они могут быть представлены как своего рода реальные противостояния вещей, которые могут мыслиться лишь на основе самих противостоящих вещей с их конкретными свойствами. Вместе с тем чистые отношения между вещами могут быть истолкованы и как бесчисленные реальные возможности возникновения определенных связей и взаимодействий между соответствующими вещами при появлении надлежащих условий.

Непризнание объективного характера чистых отношений между вещами толкает к неправильным идеалистическим представлениям о сугубо идеальной природе таких отношений, как результатов деятельности сознания или находящихся вне вещей объективно идеальных сущностях (Лейбниц). Но и признание объективности чистых отношений не может служить поводом для прямолинейного утверждения об одинаковой степени реальности отношений и вещей. Такое утверждение способно вызвать представление о принципиальной онтологической равноценности чистых отношений, определяемых свойствами соотносящихся материальных вещей, и самих этих материальных вещей. А между тем, чистые отношения, не поддающиеся чувственному восприятию, не могут быть поставлены в один ряд с материальными вещами, представляющими собой материю как объективную реальность, данную нам в ощущениях. Чистые отношения – это лишь обнаруживающиеся в действительности или в сознании «промежутки» между соотносящимися материальными вещами (психическими явлениями), лишенные какой-либо самостоятельной материальной конкретности (или самостоятельного психического содержания).

В применении к структурам конкретных объектов изучения, в том числе и к структуре языка, можно говорить как о чистых отношениях между элементами, так и о конкретных случаях взаимодействия и связи между ними. Так, например, различие между двумя параллельными рядами глухих и звонких согласных в фонологической структуре языка представляет собой пример чистого отношения, тогда как ассимиляция соседних согласных в составе слова по признаку глухости-звонкости является примером конкретного взаимодействия и причинной связи. В применении к языку конкретные факты взаимодействия и связи между его элементами наблюдаются обычно в плане речи, что же касается чистых отношений, то они чаще всего обнаруживаются в плане языковой системы (структуры). Это означает, что в применении к структуре (системе) языка (как, впрочем, и к структуре некоторых других подобных объектов исследования) термин отношение употребляется, как правило, не для обозначения конкретных взаимодействий и связей между элементами структуры, а для обозначения абстрактных понятий об их сходствах и различиях, только основывающихся на их реальных свойствах.

Если, таким образом, представляется неправомерным, по крайней мере в применении к языковой структуре, говорить об одинаковой степени реальности отношений и относящихся элементов и утверждать о принципиально одинаковой их роли в конституировании языка как системы знаков и как объективно существующего явления, то еще несравненно меньше оснований имеется для того, чтобы вместе со структуралистами отводить отношениям, к тому же понимаемым, как правило, идеалистически, основную и единственно существенную роль в языке. В этой связи следует признать вполне справедливым утверждение В.И. Свидерского о том, что

«признание первичности структуры (т.е., согласно словоупотреблению автора, сети чистых отношений без учета элементов. – А.М.) по отношению к материи является чистейшим идеализмом»[123].

Идеалистический характер преувеличения роли отношений по сравнению с субстанцией как носителем свойств и отношений отмечается и другими философами[124]. К этим попыткам современных структуралистов устранить из материальных объектов, в частности из языка, их материальные элементы полностью относится критическая оценка, данная В.И. Лениным идеалистическим попыткам «энергетика» Оствальда устранить из философии понятие материи:

«На деле, – писал В.И. Ленин, – мысленное устранение материи как „подлежащего“, из „природы“, означает молчаливое допущение мысли как „подлежащего“ (т.е. как чего-то первичного, исходного, независимого от материи), в философию»[125].

Можно было бы ограничиться этим общим указанием на идеалистический характер истолкования роли отношений и относящихся элементов структуры в лингвистическом структурализме, чтобы уже тем самым обратить внимание на неприемлемость этого основного принципа структурализма для советского языкознания. Но несостоятельность идеалистической методологии лингвистического структурализма настолько непосредственно обнаруживается при первой же попытке последовательного применения ее к изучению системы языка, что этот момент следует специально подчеркнуть. Общепринятой стала характеристика языка как сложной системы систем, состоящей из ряда частных взаимосвязанных подсистем, каждая из которых характеризуется своими элементами и объединяющими их отношениями. При диалектико-материалистическом понимании подсистем языка в качестве реальных элементов более сложной системы, вступающих в определенные отношения между собой, не возникает никаких методологических трудностей для целостного научного представления языка как единой сложной системы (структуры). Между тем, положение структурализма о якобы ведущей и единственно существенной роли отношений в структуре языка делает невозможным понимание структурной связи между различными подсистемами языка, между различными уровнями его структуры. В самом деле, если признать, что фонемы являются результатами пересечения пучков фонологических отношений, а морфемы – результатами пересечения пучков морфологических отношений, то нельзя объяснить, как осуществляется связь между фонологическим и морфологическим уровнями в общей структуре языка и как, в частности, должен быть представлен тот факт, что морфемы состоят из фонем. Для исследователя, стремящегося констатировать такую связь, ничего не остается кроме того, чтобы при переходе от одного уровня структуры языка к другому отказаться от оперирования отношениями и признать действительную роль материальных элементов языковой структуры как ее определяющих компонентов. Без этого условия структура языка может быть представлена лишь как бессвязный конгломерат разрозненных сфер, в каждой из которых «перекрещиваются» свои особые отношения. Таким образом, структуралистическая методология делает исследователя безоружным именно перед той задачей, решение которой составляет основной смысл системно-структурного подхода к языку. По той же причине методология лингвистического структурализма вынуждена оставить вне поля зрения и проблему связи языка с внеязыковой действительностью.

Идеализм лингвистического структурализма проявляет свою порочную сущность не только в сфере языкознания. Выше уже упоминалось, что теоретические построения языковедов-структуралистов стали одним из источников более широкого структуралистского течения в современной идеалистической философии, пытающегося распространить свою реакционную концепцию на освещение актуальных социологических и естественнонаучных проблем. Структуралистические направления в различных областях науки появились уже до возникновения лингвистического структурализма и были в значительной степени связаны