Проблемы литератур Дальнего Востока. Труды IX международной научной конференции - Коллектив авторов

невзрачнее употребление, тем оно интереснее» [8, с. 113]. Возможно, именно из-за использования разных похожих или противоположных слов у читателей случается резонанс в общенациональном масштабе, или что-то из прочитанного будет созвучно с эмоциями читателя, заставит его сравнить это с его собственным реальным опытом. Этот карнавальный стиль языка стал своего рода вспомогательной силой, которая делает произведения Ван Мэна прекрасными и привлекает читателей.

Кроме того, эта универсальность также отражается в частоте использования в работах Ван Мэна. В произведениях периода после Ван Мэна эта карнавальная специфика проявлялась много раз, в результате чего в его произведениях постепенно складывалась неотъемлемая форма языкового выражения. Здесь не обошлось без связи с книгами Бахтина по теории литературы, которые были переведены в Китае в тот период. Совпадения специфики карнавализации языка в произведениях Ван Мэна и карнавализации поэтики в работах Бахтина не случайны, а являются продуктом собственного понимания и усвоения писателем русских литературных теорий в сочетании с личным жизненным и внутренним опытом, в котором выделяются личные характеристики и особенности того времени.

2.2.2. Ритуальность языковой карнавализации

Отличительной чертой карнавала являются ритуалы «коронации» и «декоронации», которые в силу его особенностей имеют насмешливый характер. И многие главные герои произведений Ван Мэна, несомненно, имеют подобный опыт, в котором заметна тень «коронации» и «декоронации». Например, герой цикла «Сезоны» Цянь Вэнь в молодости был на хорошем счету и за это продвинут в передовые сотрудники комсомола. В среднем возрасте его перевели на производственную базу в южном пригороде. После того как он восстановил репутацию поэта, редакторы сначала окружали его и просили рукописи, а в конце концов с ледяным выражением на лицах отказывали ему или вовсе не хотели замечать. Такого рода внимание и пренебрежение, восторженное поклонение и ниспровержение по форме напоминают церемонии «коронации» и «декоронации». Первоначально история персонажа исполнена жизненных перипетий и страданий – взлетов, падений и ударов, а когда автор выражает это в насмешливой форме, люди не только удивляются случайному сюрпризу «коронации» главного героя, но также, хоть и соболезнуют его «декоронации», все же не могут удержаться от смеха.

Как сказал Ван Мэн: «“Сезон карнавала” – это карнавал языка, и я довел этот карнавал до крайности. Но за крайностью кроется некая причина». Столкнувшись с большими переменами в жизни, автор описал обыденность, в боль привнес безразличие, в насмешку добавил сарказм, так что читатели могут уловить в тексте привкус насмешки и сарказма. Все это – не что иное, как творческий способ выражения рациональности, а также интегрированный результат восприятия жизни. Кроме того, «коронация» и «декоронация» в литературных произведениях также дополняют друг друга и неразделимы. По словам Бахтина, «все образы карнавала двуедины, они объединяют в себе оба полюса смены и кризиса: рождение и смерть (образ беременной смерти), благословение и проклятие (благословляющие карнавальные проклятия с одновременным пожеланием смерти и возрождения), хвалу и брань, юность и старость, верх и низ, лицо и зад, глупость и мудрость. Очень характерны для карнавального мышления парные образы, подобранные по контрасту (высокий – низкий, толстый – тонкий и т. п.) и по сходству (двойники – близнецы)» [10, с. 111]. Образы старого коня в произведении «Чалый» и волшебного скакуна в «Сезоне карнавала» отражают взгляды Бахтина на карнавализацию поэтики. Старый конь амбивалентен с самого начала, так же, как «коронация» в самом карнавале предполагает последующую «декоронацию». Образы старого коня и волшебного скакуна неразделимы, они составляют одно целое, и как только они будут полностью разделены, их глубокий выразительный смысл полностью утратится.

2.2.3. Специфика комических сценок языковой карнавализации

Языковая карнавализация должна включать саркастический юмор, так же, как и карнавал должен быть неотделим от смеха. Общая характеристика языковой и праздничной карнавализации такова: «будь то остро саркастический или остроумный и юмористический смех, будь то радостный и веселый или безжалостный смех, будь то смех, искренне одобряющий или самоуничижительный, – он может быть получен через комические сценки» [9, c. 76]. Можно сказать, что они составляют особенность карнавала, и эта особенность также присутствует в карнавализации языка. В контексте карнавализации языковые средства и повествовательные приемы подобных сценок «помогают раскрыть и выразить основные аспекты человеческой натуры через конкретные формы восприятия» [9, c. 76]. Помимо содержания текста, она также играет развлекательную роль, своей поучительностью вдохновляя читателей на глубокие размышления и создавая подходящую атмосферу для чтения. Например, в «Сезоне ада» (глава 14) читаем: «После того, как ты успешно потратила половину купонов на тофу, ты опять достаешь блокнот талонов на неосновные продукты, чтобы купить рыбу. Раньше Дунцзюй не любила есть волосохвоста. Спасибо трехлетним стихийным бедствиям в начале 1960-х годов, а еще выздоровевшим 99 % больных моноедением, анорексией и извращением вкуса. Последствием голода является здоровье и укрепление всего желудка и кишечника. У китайцев на столе чего только не найдешь. Они не имеют себе равных с точки зрения еды, едят все подряд – антитоксичное, негниющее, дурное и примитивное, высасывают из еды все соки, причмокивают вечерами, объедаясь сладким, переваривая все от души. Это гарантирует, что китайская нация будет процветать и жить вечно. Никто не желает гибели нашему Китаю!» [11, c. 806] Автор от второго лица рассказывает об изменениях мышления главного героя Цянь Вэня, который только что вернулся домой с производственной базы. Жена Цянь Вэня не любила есть рыбу-волосохвоста. Он рассказывает о трех годах стихийных бедствий, изменивших пищевые привычки его жены, а затем говорит о китайцах, вплоть до последней фразы: «Никто не желает гибели нашему Китаю!» Изначально этот абзац был предназначен для того, чтобы показать, что уровень жизни людей улучшился после стихийных бедствий в 1960-х гг. в Китае. Однако повествовательные и выразительные методы этой зарисовки высмеивают разнообразие и сложность пищевых привычек китайцев. Она заканчивается юмористическим и остроумным предложением, которое отражает китайский принцип «еда – это рай для людей». Такой подход к карнавализации языка – более освежающий, чем простой и пресный способ выражения. Читатели не могут удержаться от смеха. Отсмеявшись, они должны глубоко задуматься о значении эпизода, захотят перечитать его и обдумать, что делает текст таким притягательным и интересным. Эта специфика выражения является уникальным методом творчества писателя Ван Мэна, и она помогает привлечь читателей к его текстам. Его особый иронический метод выражения в сочетании с уникальным пекинским языковым колоритом добавляет языку шутливости, заставляет читателей перед лицом тяжелых исторических проблем ощутить, что, даже когда история неверно распорядилась судьбами персонажей и наносит им постоянные удары, они не могут не смеяться над юмором текста, что играет роль в создании атмосферы чтения.

Кроме того, карнавальная поэтика М. М. Бахтина, русская