Детство в режиме онлайн - Екатерина Вадимовна Мурашова

это очевидное для всех народов было. В грозе. Люди всегда любили его конкретно селить, потому что так проще коммуницировать, и понимать, и принимать. В разное. И даже в себя. Вот в сына еврейского плотника Иисуса, в ближневосточного торговца Мухаммеда, в индийского принца Гаутаму, это только самые известные, ну и еще – вы же знаете, даже сейчас найдется несколько десятков, которые и про которых последователи скажут, что они… Я тут недавно читал, накануне Первой мировой войны у нас в России прямо всплеск был всяких богородиц и прочего такого.

Я осторожно сжала кулаки и напомнила себе, что ему пятнадцать лет. Потом отогнала дикую мысль, что в него, Владика, «оно» уже тоже по приглашению заселилось и теперь со мной оттуда светски беседует.

– Ага. Значит, ты полагаешь, что есть некая сущность более высокого уровня, для которой постоянно усложняющийся интернет уже стал подходящим местом обитания?

– Да, именно так, – обрадовался Владик.

– И она с тобой как-то оттуда общается?

– Да я бы так не сказал, – мальчик с сожалением покачал головой. – Я просто знаю, что оно есть. Вижу его там, чувствую. Иногда можно что-то спросить. Ответ не сразу, и понять трудно, но можно.

– Дельфийский оракул, ага, – кивнула я. – Но зачем же ты звал ее в тебе-то поселиться? Не дают покоя сомнительные лавры Иисуса с Мухаммедом и Гаутамой? Если помнишь, там все было ближе к терновому венцу вообще-то. И в решающий момент «Или́, Или́! лама́ савахфани́?»

– Нет, нет! – отмахнулся Владик. – Я совсем не для этого. Не проповедовать, не для людей. Я для него. Думал, может, ему прикольно будет. Я же все-таки двигаться могу, смотреть по сторонам, ходить по улице, и там… слушайте, а ведь вы правы! У меня жизнь-то скучная для него совсем, и ничего нового… Я же в основном в этот же экран и пялюсь! Или в школе, но там тоже скучища смертная!

– Не лишено логики, – рассудила я. – Это как если бы древняя гречанка, которая призывала вселиться в себя нимфу источника, целыми днями сидела на берегу этого источника и стирала в нем белье и больше вообще ничего не делала.

– Да! – воскликнул Владик. – Да! Теперь я понял. А то ведь не понимал и даже обижался немного, если честно. А чего ему с меня? Увидеть оно и так все теперь может, везде же объективы есть, передвинуться куда мне и не снилось… И чего мне сделать?

– Чувства, – сказала я. – Переживания. Дружба, любовь, поиск, открытия, разочарования, – думаю, именно для этого оно нас и держит. Поэтому просто прожить как можно более полноценную жизнь – и все, сценарий исполнен. У матери для тебя есть две программы, причем обе хуже…

– Они не понимают…

– Конечно. Но ты не можешь требовать понимания от других людей… Прикинь сейчас, сколько всего ты не понимаешь и не принимаешь в жизни окружающих.

– Да. Не могу. И сам почти ничего не понимаю… И не принимаю, да… Просто прожить жизнь?

– Не просто. Как можно более полноценную по общепринятым стандартам. Ты же понимаешь, откуда эти стандарты взялись?

– Ну конечно. Как ему интереснее… А вы сама в бога верите? Хоть в какого-нибудь?

– Нет, я атеистка.

– И что же, для вас совсем-совсем – никогда и ничего? Даже намека?

Я задумалась. Хотелось ответить честно. Потом сказала:

– Есть песня в исполнении певицы Далиды – «Аранхуэс». Там в конце слова, в переводе приблизительно такие: «Вечер уже здесь, вместе с воспоминаниями, и хочет нам сказать, что мы никогда не одиноки». Это я понимаю.

– Я понял, спасибо.

* * *

Мать смотрела на меня пугливо-ожидающе.

Что я могла ей сказать? Я опять решила быть честной.

– В современном правописании это именно то, что называют шизофренией. На языке другой эпохи его назвали бы визионером. Но ваш Владислав еще в детстве придумал свое собственное правописание. И в этом его и ваша единственная надежда.

В ее глазах слезы стояли, не проливаясь.

Из коридора торжественно звучал Аранхуэсский концерт.

Добавьте женственности

– Главное – мы ведь сами во всем виноваты! – мужчина сокрушенно покачал крупной головой с обильной сединой. – Сами все и сотворили, своими вот этими руками… – он буквально вытянул руки и с тоскливым удивлением взглянул на большие, красивой формы кисти.

Его жена согласно закивала и осторожно промокнула платочком накрашенные глаза. Я не знала, что и думать. Никакого ребенка или подростка они с собой не привели. По возрасту они могли быть как отцом и матерью, так и бабкой с дедом.

– Ну и что же вы такое натворили? – тоном строгой воспитательницы детского садика спросила я. – Рассказывайте уже!

Мужчина улыбнулся – словил иронию. Женщина осталась серьезной.

– Нашу дочь теперь дразнят шлюхой, – горько сказала она. – Причем дразнят не зря, не на пустом месте. Ей шестнадцать лет. И мы сами во всем виноваты.

Я по-прежнему ничего не понимала. Мне было очень сложно представить себе, что эти вот сидящие передо мной люди как-то способствовали повышенной сексуальной активности своей шестнадцатилетней дочери. Разве что на пике подросткового кризиса выгнали ее из дому?

– У вас с вашей дочерью было много конфликтов? Скандалов?

– Да нет! В том-то все и дело! Никаких скандалов не было! Теперь, конечно, есть… Мне уж и из школы звонили – примите, говорят, меры, да я и сама как это увидела в интернете, так чуть со стыда не умерла.

Ага. Теперь я, кажется, наконец все поняла, это интернет-история. Телефонов и прочих гаджетов у современных подростков много, ума и прогностического мышления мало. Какие-то эротические или даже порнографические фотографии или ролики с участием девочки оказались в сети, попались на глаза ее одноклассникам, учителям… По-прежнему непонятно – при чем тут родители? Но это мы сейчас узнаем.

– Расскажите с самого начала, и ничего не упускайте, – велела я, глядя на мужчину. – Вот с того момента, когда все было нормально и никаких скандалов, до сегодняшнего, когда дразнят, скандалы и «мы сами виноваты».

– Хорошо, – согласился мужчина по имени Виктор. – Сейчас расскажу. Может, хоть вы придумаете, что нам теперь делать.

Рассказ Виктора оказался много более замысловатым, чем мне мыслилось вначале.

В семье Савельевых было два сына, родившиеся почти подряд, с разницей в полтора года. Разумеется, второй беременностью хотели девочку, но что получилось, то получилось. Вторые роды были тяжелыми и не особенно благополучными, мать долго восстанавливалась, потом занимались развитием слегка отстающего второго сына. Когда все наладилось, время вроде бы уже и ушло. Сама по себе Лидия больше не беременела. Проконсультировалась со