Диалог с Богом. История противостояния и взаимодействия человечества с Творцом - Джордан Питерсон

отношения (отчасти успешно или безуспешно, в зависимости от текста) – видимо, нечто подобное происходит между Каином и грехом. Когда боги вступают в борьбу, Сет пытается растлить Гора. Есть версии, в которых семя Сета заражает Гора, попав в его тело. Это очень похоже на идею крестражей, развитую Джоанной Роулинг, – внедрение в душу чего-то живого, подобного семени. В других версиях, а также в самих «Спорах», Гор рушит планы Сета, поймав семя руками, после чего его мать, Изида, переворачивает ход игры: она тайно предлагает Сету семя Гора, благодаря чему одерживает над ним победу. Следует прояснить смысл этого действия: плодотворная идея Сета – его развращающее влияние; плодотворная идея Гора – его искупительное влияние. Первый может становиться для последнего страшной опасностью, но и второй может восторжествовать – и делать это непрестанно.

Сексуальная метафора уместна, равно как и опасна, поскольку в добровольном союзе Каина с грехом есть творческий элемент. Мы понимаем это на имплицитном уровне, и даже в проклятиях, обращенных к злодейке-судьбе, мы отражаем такое понимание или воспроизводим этот комплекс смыслов. Мы говорим, что нас поимели, когда становимся жертвой хитрости или обмана; когда что-то идет не по-нашему; когда вообще все не так, как хочется (видимо, поскольку наши жертвы были действительно второсортными). В таких протестах, если они не высказаны в шутливом тоне, присутствует реальная обида, в которой слышны и притязание на хваленый статус «вечно правой» жертвы, и обвинение в несовершенстве космического или даже божественного порядка.

Бог лично решает донести до Каина верную мысль и настоятельно повторяет, что ни его второсортная жертва, ни его посредственный труд, если говорить в простом детерминистическом ключе, не стали причиной его страданий (хотя к краху привели именно они). Несомненно, он потерпел крах – однако этот провал мыслится отдельно от эмоций и даже от осознания последствий, вызванных его причинами. Бог намекает на то, что Каин совершил неверный выбор, поскольку мог бы воспринять свое падение и интерпретировать его совершенно иным образом, причем более подходящим, уместным и плодотворным. Например, он мог раскаяться и устремиться к тому, чтобы стать лучше, – и даже быть благодарным за урок, который преподала ему неудача. Он мог бы даже радикально признать свою вину и в дальнейшем, преодолевая мучения и боль, перестраивать свою личность. Он мог добровольно подставить повинную голову под ужасный стремительный меч, позволив срубить и бросить в огонь сухое дерево, не приносящее плода. Вместо этого Каин приглашает самого дьявола – и, что еще хуже, не просто уступает одержимости, превратившись в несчастную безвольную марионетку, подвластную простому детерминизму. Совсем наоборот: наделенный ненарушимой свободной волей, он добровольно вступает в «темное» сотворчество с хищником-искушением, затаившимся у порога, и охотно позволяет себя подчинить, а потом грезит о том, какие плоды может принести этот жуткий союз. Никто не переходит от обиды к убийству, если этому не предшествует период «восхитительных» маниакальных размышлений и фантазий.

Извращенная связь Каина с грехом позволяет этому страшному духу расцвести во всей красе – так проявляется в определенном времени и месте манящий дух абстрактного зла; так воплощается античеловеческое духовное начало, делающее людей соперниками. Так грешник вступает в общение, свободно и добровольно – совершая malitia praecogitata, «злое предумышление» – с духом нанесения увечий; так он принимает внутрь «закваску» злобы и становится с ней одним целым. Так в мире совершается его особая, материализованная, творческая судьба – изувечение, оправдываемое его обидами, завистью, разочарованиями, крушением надежд, гневом и виктимизацией (часто реальной, поскольку так же реальны и страдания, и несправедливость). У каждого «школьного стрелка» есть свой стереотипный манифест, его ложное пророчество, плод долгих размышлений – детально развитое логическое обоснование. Такие послания часто понятны и даже могут вызвать признание и сочувствие, поскольку чувства, породившие их, свойственны и даже слишком свойственны людям – однако это не делает обдуманное преступление, связанное с ними, сколь-либо менее предосудительным. У всех хватает причин для зла.

Наличие этого промежуточного сотворчества неоспоримо, и в свете этого становятся смешны любые глупые попытки установить причинно-следственную связь трагедий, постигших человека, и его дальнейшего падения в адскую бездну. Это очередной вариант грубого эмпиризма и идиотского детерминизма: «Те, кому делают больно, будут плохими». Каузальную теорию на этом не развить. Столь же правдоподобна и гипотеза, согласно которой плохие люди, неизбежно испытав боль, – вероятно, ими же и навлеченную, – будут оправдывать ею свои пороки и сотворенное ими зло, и нет причин отказываться от мысли, что отчасти верны оба предположения. Можно сказать и несколько слов в пользу аргументов, указывающих на то, что на путь ко злу уводит не боль, а манипулятивная виктимность. Во-первых, совершенно очевидно, что люди, заинтересованные в причинении вреда, будут оправдывать свой поступок всеми правдами и неправдами, и что само его совершение – это неотделимая часть или даже главная черта желанного ими зла. Во-вторых, пусть даже искушение поддаться, скажем, чувству обиды может принимать угрожающие размеры – особенно когда человека предали или нанесли ему ущерб, – это вовсе не значит, что мы должны вступать в союз с грехом, не говоря уже о том, чтобы холить его и лелеять.

Жертва преследования, травли, издевок и лжи, пусть даже несправедливых, не всегда приходит к мысли о том, что в ее боли виноват Бог и что такую же боль нужно причинить другим. Пострадавший человек вполне может – как и следует сделать – осознать, что подобные действия неправильны, и отказаться от них, вместо того чтобы подражать преступнику и делаться его копией. Например, тот, кому довелось пережить жестокое обращение в детстве, способен понять, что нельзя поступать так со своими детьми и воспитывать в этом духе новые поколения. Будь это не так, каждая семья быстро превратилась бы в цирк ужасов, поскольку оскорбления и надругательства продолжались бы постоянно и случались бы все чаще, до тех пор, пока все без исключения не пали бы жертвой заразы и не начали творить подобные преступления. Большинство людей отвергнут саму мысль о том, чтобы вести себя как школьный хулиган, так что ущерб со временем не усиливается и не растет, а напротив, ослабевает. Будь все иначе, род человеческий моментально оказался бы в печальном положении. Таким образом, модель «зло рождается из боли» (неравенства, предательства, угнетения, даже трагедии) не столь точна, как модель «люди, которым причинили боль, залечивают раны, прощают и идут дальше».

Труд как жертва в истории Каина и Авеля – это попытка «отыграть» сущность труда, понять его главную тенденцию, осмыслить и описать природу человеческих усилий. Это происходит в первую очередь в драматической