Диалог с Богом. История противостояния и взаимодействия человечества с Творцом - Джордан Питерсон

кафедре, и вы становитесь частью единого целого, вы делаете это вместе со всеми, кто рядом, особенно когда вас всех объединяют, так сказать, совместные прыжки. Это коллективный и почти тотальный (в оптимальных условиях) захват внимания и действия идущим перед вами спектаклем – и в этом плане своеобразным откровением становится и сам смысл этого слова, и, кстати, тот любопытный факт, что в английском языке почти совпадают по форме слова spectacle («зрелище, вид, сцена») и spectacles – «очки», прибор для усиления и даже для обретения возможности видеть. В этом есть нечто сокровенное; нечто, выходящее за грань сиюминутности – пусть даже вы и воспринимаете лишь настоящий момент; нечто, за что вы будете платить (иными словами, принесете жертву); нечто по умолчанию религиозное – в той мере, в какой оно совпадает с «сокровенным». Именно религиозное сильнее всего увлекает и побуждает к действию. Религиозное – это глубинный зов, это устремление к драгоценной жемчужине, блеснувшей во тьме. Именно предвкушение такого сокровища поражает тех, кто присоединился к наиболее удачливым и восторженным зрителям, – тем, кого наиболее эффективно развлекли (если говорить в этимологическом смысле, это означает, что их взаимно созвали, объединили, заинтересовали, привели в восторг и оказали им гостеприимство).

Представьте себе небо, полное звезд, в самую темную и ясную ночь, вдали от городских огней, и необъятный простор, распахнувшийся перед вами. Охватывают ли вас предвкушение и трепет? Это высоты, на чей зов откликается что-то глубокое, даже инстинктивное – точнее сказать, они взывают к тому лучшему, что скрыто в нас. Возможно, вы ощутите себя маленьким или незначительным в сравнении с ними, но только потому, что вы столкнулись с чем-то более великим, и именно в этом акте встречи есть осознание того, что есть нечто более великое и что к нему можно и следует стремиться. Это парадоксальное следствие «преклонения колен», это проявление смирения и откровение о том, что еще может явиться на свет, пусть даже «в ваших глубинах». «Распаковать» подобный опыт, проявив его природу, очень трудно – во многом потому, что это переживание конечного, постигающего бесконечное. Этот изначальный трепет перед космической бездной, вероятно, представляет собой основу религии – и неисчерпаемую основу: природу этой встречи можно описывать вечно и никогда не исчерпать.

Трепет охватывает нас всегда, как только нами что-то овладевает – и когда мы, добровольно или поневоле, уделяем этому внимание. Бывают и странные ситуации, когда происходит и то и другое, скажем, когда мы не можем чего-то не заметить – однако потом решаем исследовать это по собственному желанию. Отчасти так раскрывается наша судьба, так мы обретаем призвание. Именно это случается с Моисеем. Помните его незабываемую встречу с неопалимой купиной?

Моисей пас овец у Иофора, тестя своего, священника Мадиамского. Однажды провел он стадо далеко в пустыню и пришел к горе Божией, Хориву.

И явился ему Ангел Господень в пламени огня из среды тернового куста. И увидел он, что терновый куст горит огнем, но куст не сгорает.

Моисей сказал: пойду и посмотрю на сие великое явление, отчего куст не сгорает.

Господь увидел, что он идет смотреть, и воззвал к нему Бог из среды куста, и сказал: Моисей! Моисей! Он сказал: вот я, [Господи]!

И сказал Бог: не подходи сюда; сними обувь твою с ног твоих, ибо место, на котором ты стоишь, есть земля святая.

И сказал [ему]: Я Бог отца твоего, Бог Авраама, Бог Исаака и Бог Иакова. Моисей закрыл лице свое, потому что боялся воззреть на Бога.

Исх 3:1–6

Нас всегда неодолимо влекут вариации подобной встречи – прикосновения к тому, что долговечно в бытии и неистово в становлении. Ярчайшее проявление этой встречи – сама наша жизнь, вся суть которой заключена в огне, пылающем внутри. Вспомните ирисы и подсолнухи Ван Гога, или цветы, запечатленные в стихах Олдоса Хаксли, – те, что воссияли перед ним, когда он, приняв мескалин, расширил сознание. Что-то всегда мерцает на периферии, пытаясь стать заметным, – и величайшее появляется перед нами, когда мы действительно стремимся вперед. Мы можем ответить на зов возможности – приключения – или отвернуться от него. Однако в последнем случае дверь исчезает, а если такой отказ войдет в привычку (и превратится в безрадостный дух), то сгинут и возможности, и приключения, оставив нам нормальность, – унылую, бессмысленную, безнадежную, лишенную волшебства, исполненную разочарования. Это пример вопиющего греха; именно так мы в корне рвем со всем – и внутренним, и внешним – что способно совершить в нас искупительное действие. Если же мы отвечаем, возможностей становится намного больше, и их интенсивность возрастает до тех пор, пока не проявится само совершенство, – источник, который никогда не исчерпать. Именно по этому пути шли величайшие ученые, мистики, святые и живописцы. Именно так с нами говорит Бог – из сокровенных глубин, во время истинной встречи с тем, что сверкает, пылает и живет.

Крайне важно отметить, что встреча Моисея диалогична: Бог, или Ангел Божий, открывает себя, но Моисею приходится «идти и смотреть» (иными словами, свернуть с пути, отклониться, забыть о прежней задаче и добровольно уделить внимание иному), прежде чем откровение проявится в полной мере. То же верно и для всех нас: мы направляем внимание на то, что спонтанно находим интересным, или на проблемы, которые изводят нас, подобно назойливым насекомым (примерно как сверчок Джимини из «Пиноккио»). Если мы принимаем всерьез то, что влечет нас или беспокоит, – иначе говоря, если мы достаточно пристально всматриваемся в бездну, скрытую за этими явлениями, – мы увидим и услышим то, что можем вынести, когда дух Божий проявится перед нами. Что это означает? Если уделить чему угодно достаточно внимания, откроется все. В этом смысле «Давид», великая скульптура Микеланджело – это неопалимая купина: откровение о великой возможности. Вопрос зла Аушвица – это неопалимая купина: откровение о страшной проблеме с одинаково драматичным и ценным решением. Сам Дух Святой – это непреодолимо влекущая диалектика призвания и сознания. Золотой снитч, который ловит юный Гарри Поттер в многотомной драме Джоанны Роулинг – это символ призвания, явившийся искателю, и манифестация Меркурия, или Гермеса, крылатого посланца богов, эмиссара страны неосознанных грез, проводника душ, который мчится по границе между человеческим и божественным. Сверчок играет роль сознания для Пиноккио, марионетки, которая пытается стать настоящим мальчиком, – вопреки искушениям гордыни, высокомерия, обмана и гедонизма. Стрекот сверчка, привлекающий внимание, донимает нас – и это запускает когнитивный эквивалент первобытных систем обнаружения хищников и паразитов. Вслушайтесь в наши