Невротический характер - Альфред Адлер

на ее доминирующую роль. Головные боли давали ей возможность полностью устраниться от социальных контактов, а в кругу семьи она приобретала неограниченную власть. И еще принижала значимость многих врачей тем, что продолжала мучиться мигренями, несмотря на все предложенные ими средства. Ей не помог даже морфий, и я бы рекомендовал принять во внимание возможность такой извращенной реакции на это лекарство и в других случаях. Сильно сопротивлялась она и моему лечению и пыталась подорвать мою репутацию (при том, что в открытую чрезмерно хвалила меня) тем, что ее боли по-прежнему сохранялись, и я считаю, что это был ее вклад в прекращение лечения. Пациенты могут выздороветь только в том случае, если они правильно понимают и этот мотив «удерживания» своей болезни – желание принизить врача.

Между делом хочу заметить, что, судя по моему опыту, «религиозное помешательство», фантазии и галлюцинации на тему бога, Небесного Царства и святых, а заодно и чувство раскаяния у этих пациентов следует понимать в том смысле, что в них выражаются их детские идеи величия, а также превосходство над другими людьми и «близость к богу». Нередко с этим сопряжено враждебное отношение к окружающим: например, кататоник, подчиняясь «приказу бога», дает пощечину санитару или опрокидывает ночной столик, а может быть, пытается заставить своих иудейских родственников креститься. «Подъем» при мании, идеи величия при dementia praecox – явления параллельные, и указывают они на глубоко скрытое чувство приниженности, которое требует сверхкомпенсации в бреду[320].

Во врачебной практике часто сталкиваешься с детьми, которые занимаются аггравацией и симуляцией с целью избежать притеснения со стороны родителей. Насколько тесно эти явления граничат с лживостью, не совпадая, однако, с ней полностью, понятно без лишних объяснений. Но при этом бросаются в глаза отчетливые признаки органической неполноценности, ясно видно, как формируется невротический характер, как сильны естественные влечения у таких детей при недостатке чувства общности, – все это говорит о невротической предрасположенности. Для примера приведу три случая из моей практики.

Семилетнюю девочку приводят на лечение по поводу схваткообразных болей в желудке и приступов тошноты. Это хрупкий ребенок слабого телосложения, с зобом, разрастанием аденоидов и увеличенными миндалинами. Голос хрипловатый. Мать сообщает, что ребенок страдает частыми катарами с кашлем, с поразительно затяжным течением, а также вялотекущей диспепсией. Ее нынешнее состояние длится уже полгода, при этом какого-либо органического заболевания не выявлено. Аппетит и стул всегда в норме. Девочка большая сладкоежка. Боли в желудке начались с тех пор, как она пошла в школу. У нее отличные успехи в учебе, но учительница неоднократно с удивлением отмечала поразительное честолюбие девочки. Она очень чувствительна к выговорам и постоянно чувствует, что ею пренебрегают в сравнении с сестрой, которая младше ее на три с половиной года.

Что особенно поражало мать, так это существенно удлиненный клитор у дочки, одна из аномалий гениталий, значение которой как признака неполноценности я уже подчеркивал, а позже независимо от меня это сделали Бартель и Кирле, затем Тандлер[321], Гросс и Кречмер. Кожа на всей поверхности тела чрезвычайно чувствительна, на некоторых участках сильно повышена чувствительность к щекотке. Девочка часто требует, чтобы ее пощекотали, что является важным признаком неукротимости ее инстинктов. Уровень тревожности у ребенка превышает норму. Еще одним признаком органической неполноценности является наклонное расположение резцов, что указывает на неполноценность желудочно-кишечного тракта. Значительно повышен глоточный рефлекс.

Такой ансамбль симптомов создает впечатление, что повышена рефлекторная активность также и желудочно-кишечного тракта. В самом деле, в первые три года жизни у ребенка часто бывала рвота. На неполноценность пищеварительного тракта указывают и частые случаи диспепсии. Год назад после экземы заднего прохода в течение многих месяцев сохранялся зуд заднего прохода. Домашний врач вылечил его методом внушения, используя также какую-то индифферентную мазь.

Болезненное давление в области желудка оказалось психическим рефлексом – оно наступало каждый раз, когда ребенок, дома или в школе, опасался какого-то унижения[322]. Этот рефлекс, сформировавшийся на почве неполноценности органа, теперь стал невротическим и использовался девочкой с целью избежать наказания за что-либо и привлечь к себе интерес матери, которая была с ней довольно резка и отдавала предпочтение младшей дочери. Очевидно, фиксация симптомов и их аггравация начались после внутреннего восприятия этой повышенной рефлекторной активности, когда девочка усмотрела в этом подходящую руководящую идею для повышения своего личностного чувства. Приступы прекратились вскоре после того, как я объяснил ей эту взаимосвязь. После одного из таких приступов девочке приснился сон, который можно истолковать в вышеописанном смысле. Ей приснилось:

«Моя подруга была внизу. Потом мы вместе играли».

В школе они с этой подругой соперничали, хотя до драк дело никогда не доходило. Подруга жила этажом выше, а играли девочки всегда в квартире моей пациентки. Однако способ выражения в рассказе о сновидении довольно примечателен. Когда я спросил этого умного ребенка, стоит ли говорить «подруга была внизу», коль скоро рассказчица с ней играла, пациентка тут же поправилась: «Она была у меня». Но если принять, что то, первое, выражение было правильное и акцент ставится на «внизу», то за этим обнаруживается мысль, что соперница, как будто в борьбе, была низложена нашей амбициозной пациенткой. «Подруга была внизу» означает, соответственно, «я была наверху» – при таком понимании получает подтверждение честолюбивая установка рассказчицы. И слово «потом» можно трактовать в том же духе. Это слово обретает смысл, если мы примерно так раскроем значение этого временного интервала между двумя сценами в сновидении: сначала я должна превзойти подругу, а потом уже буду с ней играть.

Наше понимание подтверждается предысторией приступа, который предшествовал этому сновидению. Как правило, девочки играли в «папу и маму» или в «доктора». В первой игре между девочками обычно происходили ссоры по поводу того, кто будет играть «папу», и в тот раз отец вмешался и упрекнул дочь, сказав, что подруга всегда уступает ей, а сама она – никогда, и это вполне соответствовало истине. В результате подруга получила «роль папы». Когда вскоре после этого вся семья уселась за столом ужинать, у ребенка начался приступ. Она ничего не ела, и ее уложили в постель, причем в спальне родителей, где обычно спала другая ее соперница – младшая сестра.

Сновидение продолжает тенденцию, заданную в приступе: пациентка присваивает себе мужскую роль и этим дает нам намек на то, что для нее непомерное честолюбие и мужественность равноценны. Представление женского начала как «нижележащего» (в слове «внизу») совершенно особенным образом подкрепляет такую точку зрения. Пациентка спала в родительской спальне до рождения своей младшей сестры, и так