Мы все нарциссы? Феномен нарциссизма от мифологии до патологии - Витторио Линджарди

взгляд на свое отражение в водах Стикса, и после этого последнего несостоявшегося объятия наступает момент метаморфозы. Завершая очередную историю долгого рассказа Овидия, она еще раз напоминает нам, что за кажущимся сумбуром поэмы всегда скрывается откровение, движение души, которое проходит через все превращения. Тело юного Нарцисса исчезает, и на его месте появляется цветок, «шафранный», «с белоснежными вкруг лепестками».

Овидий сорвал его и превратил в миф, Фрейд – в психическую реальность: нарциссизм.

Мы называем нарциссизмом состояние, при котором Я сохраняет либидо внутри себя, это название взято из греческого мифа о молодом Нарциссе, влюбившемся в свое отражение.

Вот она – передача эстафеты от мифической мудрости к психологической. Психология не может существовать без открытости мифу: отсюда юнговское «мифопоэтическое воображение», психическое развитие в «области мифа» у Биона, «психомифология» Фрейда. По словам последнего, мифы не «спускаются с небес», они возникли в мире людей и были проецированы на небеса: «Именно к этому человеческому содержанию и проявляем мы интерес»[24].

Вирджиния Вулф и Хильда Дулитл вспоминали, что нарцисс был любимым цветком Фрейда.

Ледяной поцелуй

Овидиев миф о юноше, который умирает от несчастной любви к собственному отражению под голос Эхо, разносящий его стенания по долине, содержит основные темы, мифические доминанты, которые определили диагностические и клинические рамки явления, с конца XIX века получившего название «нарциссизм»: среди них, с одной стороны, нечувствительность к любви, неспособность любить, самодостаточность, культ красоты, гордыня, презрение, холодность; с другой – одиночество, самообман, депрессия и отчаяние. Фантазия народа, миф, как пишет Маурицио Беттини, «никогда не бывает исчерпывающим, его всегда можно прочитать по-новому; и никогда не бывает завершенным, его всегда можно переписать на свой лад по-новому». Миф вообще, и тем более миф о Нарциссе, – это игра зеркал, преломлений и вариаций. В греческом мире, хотя и в более простых формах и только в контексте эротических или нравоучительных историй, миф о Нарциссе существовал и до Овидия. Однако прославился он именно благодаря «Метаморфозам». Затем последовали переложения Стация, Филострата, Павсания, Плотина, затем средневековые версии – некоторые из них, будучи чувствительными к христианской морали, рассказывают, что на водной глади Нарцисс увидел женский образ; затем Боккаччо, Кальдерон де ла Барка, пасторальная трагикомедия Гварини «Верный пастух», написанная в XVI веке. А еще Китс, Уайльд, Жид, Рильке, Валери, Гессе, наконец Шеймус Хини, который превращает очарование отражения в блестящее стихотворение:

Я в детстве полюбил колодцы,

Скрипенье ворота и запахи воды.

Случалось, попадало солнце

В ловушку темноты.

Один колодец был глубок,

На стенках сырость, плесень, слизь.

Стоять над ним я долго мог,

Хоть вечность, глядя вниз.

В другом колодце бил родник,

Колодец тесен, мелковат,

Тенистой зелени тайник

Корнями цепкими богат.

В иных колодцах эхо жило,

Когда я воду доставал

Из водяной подземной жилы,

Оттуда голос мой звучал.

Теперь над темною водою

Стоять Нарциссом ради смеха

Придет, наверное, другой.

Из вечности я слышу эхо[25].

Популярен сюжет о Нарциссе и в живописи: достаточно вспомнить изображения римской эпохи (только в одних Помпеях их множество) или «Нарцисса» Караваджо, сдвоенного, как игральная карта, сверкающего и несчастного пикового валета, одинокого, погруженного во тьму, освещенного лишь собственным светом. Портретами Нарцисса, часто изображаемого с Эхо (тем примечательнее его одиночество на портрете Караваджо), можно наполнить целую галерею: от Доменикино до Пуссена, от Уотерхауса до Тёрнера, и так до самых «Метаморфоз Нарцисса» Дали. Более двух тысяч лет мы задаемся вопросом, что Эхо увидела в Нарциссе и что Нарцисс увидел в своем отражении.

Конон, древнегреческий писатель, жил в эпоху Августа и был современником Овидия. Действие его «Нарцисса» разворачивается в Беотии, в Феспии. В этой версии юноша так же красив, но настолько высокомерен, что никто не пытается ухаживать за ним. Никто, кроме Аминия, который готов отдать за Нарцисса жизнь. В порыве презрения надменный юноша дарит поклоннику меч, чтобы тот убил себя, и Аминий исполняет его приказ. После этого, как пишет Конон, Нарцисс продолжает любоваться собой в водной глади, но вскоре его охватывает отчаяние из-за невозможности обладать собою. Нарцисс так страдает, что в какой-то момент связывает свою боль с самоубийством Аминия: подобно своему поклоннику, юноша берет в руки меч и закалывает себя, думая о смерти, причиной которой он стал. На месте, где земля впитала кровь Нарцисса, вырастает цветок. «С тех пор, – пишет Конон, – жители Феспии решили еще больше чтить Эрота и приносить ему жертвы как публичные, так и личные». Эпилог учит молодых людей чувству вины, состраданию и содержит следующую мораль: тех, кто отвергает Эрота – любовь во всех ее проявлениях, – ждет печальный финал. Более того, влюбленность в Нарцисса также приносит несчастье. Так случилось с Эхо, с юным Аминием, то же произойдет с бедной Сибиллой, влюбленной в Дориана Грея. И со многими из нас: теми, кто, влюбляясь в недосягаемых нарциссов, верит, что – преданно любя или воюя – смогут изменить их, тем самым замыкая роковую связь между нарциссизмом тех, кто не уступает, и мазохистским всемогуществом тех, кто ждет капитуляции. Сколько романов и сколько фильмов пересказывают этот сюжет. Мопассановский «Милый друг» и «Женский портрет» Джеймса, «Улица греха» Ланга (пример порочной цепи, в которой каждый персонаж отражает в своем нарциссизме нарциссизм другого) и «Газовый свет» Кьюкора.

Павсаний, греческий писатель и географ II века нашей эры, предлагает свою, очень краткую, версию мифа. Он излагает ее в нескольких строках, начиная с «логического» убеждения, что «невозможно не отличить отражение от реального человека», и эмоционального восклицания, что «такого идиота не может быть на свете». Павсаний полагает, что у Нарцисса была сестра-близнец, с которой он вместе охотился и в которую был влюблен. Она умерла, и каждый раз, когда Нарцисс видел свое отражение в ручье, он вспоминал лицо сестры, в своем образе искал ее образ. Уверенный, что цветок нарцисс появился намного раньше мифа о Нарциссе, Павсаний цитирует поэта Памфа, творившего задолго до Овидия, и предлагает рациональный рассказ, лишенный сюжетной и психологической сложности мифа. В нем нет ни Тиресия, ни Эхо, ни превращения в цветок. Остается только любовь, причем кровосмесительная.

Остановимся подробнее на смерти Нарцисса. У Овидия Нарцисс, осознав, что не может обладать объектом своего вожделения, умирает от любовного истощения. Таким образом, как и предсказывал Тиресий, его убивает знание. У