Между нами терапия. Исследование себя и ценности бессознательного - Ирина Гиберманн

Есть ещё слой — осознанное. Я знаю, что хочу сказать. Я понимаю, зачем я это говорю. У меня есть цель, намерение, идея. Я держу рамку разговора. Я контролирую, сколько сказать. Я отслеживаю свои слова. Я могу объяснить, почему веду себя так, а не иначе. Это уровень понимания и выбора. Здесь возникает ощущение «я знаю, кто я». Или — «я знаю, что сейчас происходит». Но и это не всё.

Есть четвёртый слой. Самый тихий. Бессознательное. Оно не подаёт голос напрямую. Оно не говорит. Оно влияет. Оно создаёт тень на лице. Застывает в мышце. Меняет ритм дыхания. Заставляет говорить больше, чем нужно. Или не говорить вовсе. Оно проявляется не в том, что мы осознаём, а в том, что мы не можем не делать. Оно неразделимо с историей. С памятью. С ранними модусами. Именно оно всплывает, когда мы вдруг начинаем бояться быть услышанными. Или наоборот — стремимся быть замеченными так сильно, что становимся зависимы от взгляда. Именно здесь живут наши четыре ветра — четыре базовых страха: исчезнуть, быть раскрытым, не справиться, не выдержать. И каждый из них влияет на то, как мы входим в контакт.

Иногда бессознательное говорит из нас тишиной. Иногда — чрезмерностью. Иногда — истерическим блеском. Иногда — холодным контролем. Иногда — чувством, что «я не знаю, почему я так сказал». Или «я не понимаю, что со мной сейчас». Всё это — его язык. Язык, который не пишется словами. А формируется фоном. Модусами. Напряжением. Защитами. И всё это — тоже часть диалога. Потому что каждый наш разговор — это не просто обмен словами. Это обмен внутренними системами. Мы говорим всем телом, всей памятью, всей фигурой личности. Мы боимся, удерживаем, надеемся, маскируемся, просим, уходим, тянемся — не словами. А тем, что движется под словами. И в этом подъязыковом пространстве живёт психическая правда. Живёт личность. Живёт бессознательное.

Мы не выбираем, какие слои будут включены. Они включаются всегда. И в этом — надежда. Потому что даже когда кажется, что всё забыто, что никто не слушает, что внутри — пусто, — внутри всё равно звучит. Всё равно соединяется. Всё равно разговаривает. Поэтому теперь мы можем сказать иначе: четыре структуры, четыре страха, четыре формы быть — это не просто категории. Это и есть мы. Мы — это то, как нас слышат. Как мы звучим. Как молчим. Как дышим. Как входим в диалог — даже тогда, когда не уверены, что нас примут. И это диалог не только с другими. Это разговор, который никогда не заканчивается. Диалог с самим собой. Через бессознательное. Через память. Через страхи. И именно туда — в страхи — мы сейчас и направим взгляд. Не чтобы победить. А чтобы услышать. Теперь, когда мы прикоснулись ко всем четырём модусам, становится особенно важно сказать вслух: всё это есть в каждом из нас. Не только один страх. Не только одна структура. Не только один способ быть. Мы — не диагноз. Мы — не одна точка на шкале. Мы — фигура.

Фигура — значит сложность. Многоуровневость. Сочетание противоположностей. Где-то больше шизоидного отстранения, где-то — истерической потребности быть замеченным, где-то — навязчивой попытки удержать мир от распада, а где-то — депрессивной тоски по невозможной близости. Это не дефект. Это не поломка. Это и есть личность. Именно так психика удерживает баланс — между уязвимостью и силой, между страхами и способностью с ними жить. У кого-то один из модусов звучит громче. У кого-то другой — почти не слышен, но присутствует. Иногда один из них становится ведущим — в момент кризиса, в отношениях, в проекте, в семье. Иногда они работают в паре: шизоидный страх раствориться в близости сплетается с депрессивной жаждой быть нужным. Или истерическое желание быть замеченным прикрывает навязчивую тревогу не справиться. И наоборот. Именно в этой сложной, живой композиции мы и живём. Мы боимся исчезнуть. Боимся быть увиденными слишком ясно. Боимся не выдержать перемен. Боимся, что всё останется так, как есть. В каждом из нас есть все четыре ветра — и каждый дует в свою сторону. Но не для того, чтобы разорвать нас. А для того, чтобы двигать. Эта фигура и есть мы. Мы — это и защита, и демонстрация, и контроль, и потребность в любви. Мы — это все страхи сразу. И всё, что мы делаем в жизни, — попытка с этими страхами договориться. Жить не вопреки им, а через них. Потому что только через них мы становимся собой.

Как потребность в дистанции становится источником силы

У каждого из нас есть зона, которую мы бережём особенно. Мы не всегда её осознаём, не всегда можем описать словами — но, если кто-то приближается слишком быстро, мы отступаем. Не потому что не хотим близости. А потому что боимся навредить. Или исчезнуть в чужом поле. Или просто не выдержать.

Так живёт шизоидная часть нашей психики. Это не диагноз. Это не слабость. Это способ адаптации. Стиль существования, который формируется тогда, когда психика слишком рано узнаёт о границах, — и начинает их охранять. Когда быть собой — значит быть опасным. А быть рядом — значит быть слишком уязвимым. И тогда рождается внутреннее убеждение: я — это то, что я могу от тебя защитить.

Потребность? Очень простая, хотя и глубоко скрытая: быть. Но быть — без риска исчезновения. Без риска захвата. Без риска обнажения.

А ресурс? Тот, кто способен охранять внутренний мир, способен выстраивать невероятную независимость. И именно из этого корня вырастают уникальные способности, в которых шизоид — не раненый, а сильный.

Шизоид умеет слышать тишину. Он распознаёт нюансы там, где другие видят только форму. Он не поддаётся давлению толпы. Он не нуждается в громких подтверждениях. Его чувствительность — не слабость. Это антенна. Это способность слышать тончайшие сигналы. Угрозу, искажение, фальшь. Это то, что позволяет ему в переговорах, в партнёрствах, в командной динамике держать дистанцию, чтобы не поглотиться, и одновременно видеть то, что другим не видно. В работе это проявляется ярко. Шизоиды не всегда общительные, но часто — гениальны в абстракции. Там, где нужен чистый ум, точность, системность, ясность рассуждений, — они блистают. Они создают языки, схемы, карты, концепции. Они не строят сеть — они строят структуру.

А что с лидерством? Мы привыкли думать, что шизоид в стороне. Но если дать ему пространство, он будет сильным и справедливым лидером. Не харизматичным, не соблазняющим