Невротический характер - Альфред Адлер

истории болезни одной пациентки незадолго до окончания лечения, показывающая на примере вспышки враждебности обесценение врача как одну из психических готовностей ее мужского протеста. Пациентка лечилась по поводу тревожных состояний и ночных вскрикиваний; в свои 36 лет она была девственницей. Чтобы развернуто представить эту невротическую картину, начну с описания следующего сновидения:

«Я лежу у ваших ног и тяну руку вверх, чтобы ухватиться за вашу шелковую одежду. Вы делаете непристойный жест. На это я говорю, смеясь: „И вы не лучше других мужчин!“ Вы утвердительно киваете в ответ».

Тот, кто, следуя методу Фрейда в толковании сновидений, выдвигает на первый план сексуальный мотив, не замедлит истолковать сон в этом смысле: сексуальная основа тут лежит на поверхности. И можно было бы удовлетвориться этим, как это сделала пациентка, припомнив один эпизод из своего детства, когда она похожим образом добивалась внимания отца: ее невротическая предохранительная тенденция уже давно с преувеличенной тщательностью подбирала все предостерегающие события, чтобы «анафилактически» подготовить ее к их повторению. Да, было бы легко добиться согласия пациентки на то, чтобы внезапное возникновение воспоминаний, равнонаправленных с нынешними переживаниями, счесть ее собственным «вытесненным» волевым импульсом. Ибо ее невротическая психика выискивает такие преувеличения или даже реальные воспоминания и создает из них операционный базис, потому что они укрепляют убежденность пациентки в ее неполноценности, вине, пороке, ее чрезмерной женственности, и тогда она может с большей яростью отстаивать свое превосходство, мужественность и усугубить свою осторожность. Но этот усиленный мужской протест, который образуется из ошибочной, упреждающей позиции пациента, естественным образом лишь усиливает невроз. Только если разрушить эту позицию – основу невротической апперцепции, – перегородить фиктивные притоки, впадающие в русло мужского протеста, и, наконец, довести до сознания пациента его языческую веру в некую абстрактную направляющую линию, ее обожествление – только тогда появятся рычаги для успешного устранения невроза.

У нашей пациентки примерно в тот период, когда ей приснился этот сон, завязался роман с женатым мужчиной. Когда он стал настойчиво приглашать ее к себе на квартиру, пока его жена пребывала на курорте, у пациентки возникли всевозможные опасения, в которых я ее существенно укрепил. Тем не менее она живо поддерживала эти отношения и играла с огнем, потому что, как она объяснила, нетерпеливый трепет мужчины забавлял ее. Наряду с этим ее образ действий был враждебным актом, направленным против ее родных и против меня, такого рассудительного стража морали. Ее собственное понимание ситуации можно было бы толковать как дешевый предлог. Однако предыстория этой пациентки, ее поведение на протяжении двадцати лет болезни и во время лечения отчетливо показывали, что она находилась в сильнейшем мужском протесте, что она, может быть, и желала подчинения мужчины, но была вынуждена с тревогой и страхом отвергать женскую роль – и, соответственно, ее болезнь заключалась в тревожных состояниях и испуганных ночных вскрикиваниях. Глубинная суть ее психического поведения состояла в страхе перед мужчиной, которого она, по ее мнению, была недостойна, и этот страх она старалась компенсировать тем, что сама держалась по-мужски и принижала мужчин.

Итак, мы можем смело приступить к толкованию сновидения. Пациентка преувеличивает свою психическую зависимость от меня и подкрепляет эту убежденность, используя отличное средство – облачая ее в образы сновидения. «Как будто я лежу у ваших ног». Это «нахождение внизу» принято ею за операционный базис, и мы вправе полагать, что вслед за построением фиктивной женской роли произойдет взлет мужского начала, как это можно обнаружить в каждом сновидении. Пациентка тянется рукой вверх. Продолжением оказывается лишение меня мужской сущности, «оскопление» (я ношу шелковую одежду). Тот же психический механизм обесценивания прослеживается в сновидении и дальше. Я предостерегал пациентку – и в сновидении делаю непристойный жест, в котором был виновен ухажер, то есть я стою на той же ступени, я «не лучше других мужчин»[199]. К тому же я молчу и утвердительно киваю. Мысль о том, что я мог бы оказаться лучше других, непереносима для пациентки, ведь это означает, что я получаю в некотором роде превосходство, поэтому из этой мысли выводится ее упреждающая, охраняющая, выстроенная с невротической позиции фикция в сновидении. Пациентка чувствует себя в безопасности, только будучи убежденной, что все мужчины в принципе одинаково плохие. Тогда она оказывается на своей старой направляющей линии и ощущает превосходство. В сновидении это превосходство отражено в ее улыбке и в моем молчании. Существенная задача при моем толковании – показать пациенту, как он все фальсифицирует и выхватывает аргументы из воздуха. И так он поступает не только в сновидении, но и в состоянии бодрствования.

Достойно внимания то обстоятельство, что пациентка завязала свой первый опасный роман с женатым мужчиной. Во всех подобных случаях можно доказать, что заводить такие отношения – это способ обезопасить себя от брака, а чаще всего и от половых сношений. Мужская направляющая линия сохраняется, но реальность дает о себе знать акцентуацией женских влечений и ощущений; как я уже отмечал не раз, это мужской протест, выражаемый женскими средствами, что напоминает о психическом гермафродитизме. В довершение ко всему, в любовном треугольнике имеет значение и такой фактор, как превосходство любовницы над законной супругой, что, конечно, является во всех таких случаях сильным дополнительным стимулом.

Следуя принципам сравнительной психологии, попробуем пойти дальше и найти сознательное выражение компонентам, лежащим в основе апперцепции этой пациентки. Зададимся вопросом: откуда у нее эта готовность, психические приготовления к тому, чтобы «оскопить» мужчину, пользуясь женским средством – своим любовным влечением, и одновременно поднять свое мужское личностное чувство и превзойти какую-нибудь женщину? Ответ будет такой: из ее отношения к отцу и к матери. В семье она приобрела этот навык – приблизиться к отцу как к конкретному идеалу, любя и ценя его, а также научилась повелевать отцом и таким образом показывала свое превосходство над матерью. Если абстрагироваться от мужского протеста невротичного ребенка и самостоятельно искать аналогии этим событиям по сексуальной схеме, как это часто делает невротик, то получится «комплекс инцеста». И тогда можно извлечь из него, как я показал в более ранних работах, то, что привнесла в него мужская направляющая линия: сохранение личностного чувства под предлогом какого-то условия в любви. В психоаналитической литературе постоянно встречается утверждение, что либидо невротика якобы фиксировано на отце или матери, поэтому он ищет похожие условия, собственно говоря, он ищет любимого им родителя. Но единственное значимое условие в любви создается у нервнобольного «волей к власти и к видимости». И он ищет этот ориентир со всей присущей ему осторожностью,