Сновидения и способы ими управлять: практические наблюдения - Леон Гервей де Сен-Дени

Вернёмся к одной из фаз этого сновидения. Если в момент, когда человек был в воде, ход моих идей заставил бы меня сновидеть, как я сам его спасаю, то это я оказался бы с крюком в руках, это я ранил бы его, пытаясь спасти его; быть может даже я убил бы его, если бы у меня возник страх этого, поскольку мы знаем, что бояться чего-то в сновидении — это самый надёжный метод это вызвать. Тогда я мог бы изобразить горе его семьи, я заливался бы слезами; и вместо того, чтобы быть на балу, мне приснились бы похороны погибшего в церкви. Наконец, если благодаря какому-нибудь новому повороту идей, память приведёт меня внезапно к воспоминанию совершенно другого человека, с кем я встречался на какой-нибудь процессии, но также и при каких-то весёлых событиях, то это новое воспоминание разорвёт нить текущих событий, направляемых умом; тогда катафалк исчезнет, его место займут новые декорации и ум войдёт в свою пассивную роль, указанную выше.

Вот как проявляются поочерёдные феномены активности и пассивности. Вот как образы вызывают один другого и сменяют один другого в сновидениях, вот как самые неоднородные на вид сцены и картины всегда тесно связаны законом ассоциаций идей, когда не вмешивается ни одна материальная причина.

Если же говорить о роли мозговых нервов, то я сказал, что они подобны струнам скрипки под пальцами музыканта. Они могут вибрировать, они могут издавать звук, но они всего лишь инертный инструмент, а мелодию создаёт вдохновение музыканта.

И теперь, возвращаясь к началу сновидения, которое мы только что разобрали; если спросить, как сначала возникла идея поездки по железной дороге — первое звено из ряда описанных впечатлений — я отвечу, что оно могло бы быть вызвано простым родством предшествующих идей, стихийно связанных, и отправная точка которых предшествовала сну, или же благодаря вмешательству какой-то физической причины, внутренней или внешней, как то: движение крови, или скрип засова, или какой другой звук, способный вызвать, по аналогии ранее воспринятых ощущений, идею езды на поезде.

Если бы мне пришлось принять какую-либо классификацию сновидений по признаку их первопричины, то я разделил бы их просто на три категории:

1) Сновидения, обусловленные только ассоциацией идей.

2) Сновидения, вызванные внутренними ощущениями.

3) Сновидения, вызванные внешними причинами.

Но поводу влияния физических ощущений на создание сновидений, я обращаю внимание физиологов на странный факт, что иногда малейшее внешнее или внутреннее впечатление тотчас же явно вводит в сновидение новый элемент, в связи с которым оно находиться, а иногда, наоборот, достаточно сильный звук проходит незамеченным; какая-либо интенсивная физическая боль остаётся заторможенной, забытой во время сна, так что иногда сняться приятные вещи во время существования вполне реальной боли. Следует ли из этого заключить, что даже во время глубокого сна, имеются колебания физической чувствительности или же есть такие моменты, когда ум настолько пленён объектом своих сновидений, что он теряет тогда и малейшее внимание к предупреждениям органов, чего он не мог бы сделать в бодрственном состоянии, находясь под властью какой-либо сильной озабоченности?[70]

Тогда как лёгкий внутренний недуг, ещё неощущаемый во время бодрствования, иногда значительно влияет на природу сновидений, как то заметил ещё Гиппократ, крайне острые боли, например, зубная боль, которая обычно оставляет полную свободу ассоциациям идей, если сон сможет одолеть эту боль. Продолжается ли эта боль? Приводит ли она к сновидениям, в которых она играет какую-либо роль? Редко когда такое случается с первой же ночи, когда возникает боль, что, кажется, указывает на то, что сама эта боль действует тогда на сновидение в меньшей степени, чем воспоминание об этой боли, ощущавшейся несколько дней подряд, и это воспоминание оказывается связанным со многими другими и может часто образовывать ассоциации идей.

Г-н Лемуан сделал очень мудрое замечание, «что ощущение внешних объектов является редким во время сна и обычно спутано, и если бы оно было более частым и более ярким, то оно растормозило бы органы. Оно не является достаточно живым, — добавляет он, — для того, чтобы настоящие ощущения, рождающиеся в нашей душе, могли бы войти в поле нашего сновидения, не напомнив нам о реальности». Но он рассуждает, не учитывая феноменов ретроспекции[71], которые ни он, ни его предшественники не заметили.

Мосле этого вопроса о влиянии органов на ум во время сновидения, естественно возникает ему противоположный, который сводиться к исследованию частичного или неполного действия, но вполне реального, которое ум может, в свой черёд, оказывать на органы в некоторых состояниях душевного возбуждения, которые не исключают глубокого сна. Это действие (которое не следует смешивать с действием чувства инстинктивной настороженности, результатом которого являются автоматические движения), когда оно проявляется, по-моему, мешает сну осуществлять функцию отдыха гораздо в большей степени, чем суматошные сновидения, в которых принимает участие один только ум. Хотя у меня нет наблюдений на этот счёт, и хотя я отношу факты этого порядка скорее к патологической физиологии, чем к изучению сновидений как таковых, тем не менее, я обращаю внимание всех тех, кто нацелен на самостоятельное изучение природы этих мучительных усилий, которые иногда свершает душа в некоторых мучительных сновидениях для того, чтобы пошевелить телом или издать крик. Главным образом, я буду говорить о настоящем волевом действии, которым душа восстаёт против поработивших её иллюзорных образов, и которые она прекращает благодаря пониманию их нереальности, и душа резко стряхивает сон и заставляет тело проснуться. Это необыкновенное усилие больше не направленно против какого бы то ни было одного из наших членов; но против всех; оно действует в одночасье на весь организм, оно кажется сжимает грудь и внутренности; имеется совершенное чувство своей энергии в момент, когда оно возвращает нас к реальной жизни. Сопротивление органов, их нежелание подчиниться заставляет почувствовать, лучше чем при любых других обстоятельствах, душевно-телесную двойственность.

Я возвращаюсь к труду г-на Лемуана, разбор которого привёл к стольким отклонениям. В главе, озаглавленной «О способностях души во время сна», автор, заявив о своём принятии самого общепринятого разделения таковых на: чувствительные, разумные и деятельные, также принимает подразделения, которым я и сам с большой охотой буду следовать, каждый вопрос как раз заслуживает такого отдельного рассмотрения. Подводным камнем здесь возможно будет возвращение к некоторым уже рассмотренным предметам, которые вновь появятся; но во всём следуя порядку параграфов г-на Лемуана, я не считаю необходимым упоминать их совершенно отдельно.

Сначала я перейду к тому, что сказано о физической чувствительности, как внутренней,