Карты смысла. Архитектура верования - Джордан Питерсон

это символ притяжения и сложности устройства Вселенной. Если, проявив терпение и изобретательность, разложить его на составляющие, он превратится в молекулы и атомы – части единого вещества. Можно сформулировать вопрос точнее: что представляет собой железный брусок не для человека? Донаучный ум алхимика, размышляющий о природе prima materia – первовещества, основного составного элемента опыта, – легко улавливал намеки на бесконечную возможность материи: на безграничное значение и полезность конечного объекта и его непреходящую способность становиться неизвестным.

Когда изучается предмет или явление, его мотивационное значение ограничено (как следствие целенаправленного характера исследовательского процесса, неизбежно основанного на конкретной гипотезе: хорошо ли это для определенной функции, но не любого количества других потенциальных функций). Подразумеваемый или явно сформулированный вопрос частично определяет ответ, который дает объект, способный каким-то непредсказуемым образом выходить за рамки ограничений. Этот бесконечный потенциал символически воплощается в образе пожирающего себя змея – в изменчивом духе преобразования, который неумолимо притягивает интерес.

В то время, когда я обдумывал все это, мне приснился сон: я видел, как над водами Атлантического океана летит маленький объект. Он находился в центре четырех огромных смерчей, выстроенных в виде квадрата, разделенного на части (по одной части на смерч). Это движение регистрировал спутник, за ним с опаской наблюдали ученые, обслуживающие новейшее оборудование на метеорологических станциях, расположенных по всему миру.

Сцена сна изменилась. Некий предмет – сфера диаметром около 25 сантиметров – находился в небольшой стеклянной витрине и походил на музейный экспонат. Сама витрина стояла в маленькой комнате без окон и дверей. Президент США – символ общественного порядка – и искалеченный физик Стивен Хокинг – олицетворение научного знания (и бестелесной рациональности) – находились рядом с объектом. Один из них описал особенности помещения. Его стены толщиной в пару метров были сделаны из какого-то непроницаемого вещества (двуокиси титана?) – очень впечатляюще в контексте сна. Они были спроектированы так, чтобы постоянно удерживать сферу. Меня не было в комнате, хотя я наблюдал за происходящим как зритель в кино. Предмет в витрине казался живым. Он двигался и менял форму, как куколка или кокон на поздних стадиях развития. В какой-то момент он стал похож на трубку из пенки, а затем превратился в шар и пробил в стенах витрины и комнаты два совершенно круглых ровных отверстия. Он сделал это без каких-либо усилий, как будто барьеры, предназначенные для того, чтобы сдерживать его движения, потеряли всякое значение, как только было принято «решение».

Объектом был образ Бога – уроборос, воплощенный в материи (достаточно мощной, чтобы сопровождать четыре смерча)[601]. Комната представляла собой систему классификации, разработанную самыми могущественными представителями социального и научного миров, чтобы сдержать таинственное явление. Трубка – это ассоциация со знаменитой картиной Магритта, на которой написано: «Это не трубка». Карта смысла – это не территория, не представление и не вещь. Способность объекта освободиться по своей воле относится к бесконечной сверхъестественности мира явлений, к его склонности неожиданно вытеснять научные и мифические представления.

Много позже (возможно, через год) мне приснился человек, подвешенный на равном удалении – на расстоянии вытянутой руки – от пола, потолка и стен комнаты кубической формы. Поверхности куба изгибались внутрь, к человеку (как будто комната была построена из пересечения шести сфер). Все они оставались одинаково далеко от человека, независимо от его действий. Если он шел вперед, куб двигался вместе с ним. Если он шел задом наперед, куб без опоздания двигался назад с той же скоростью. Сами поверхности были покрыты круговыми узорами диаметром около 10 сантиметров, вписанными в квадраты примерно такого же размера. В центре каждого круга болтался кончик змеиного хвоста. Человек мог протянуть руку в любом направлении, схватить хвост и вытащить его из воды в комнату.

Это сновидение относилось к способности человека (добровольно) притягивать будущее в настоящее. Змея, от которой виднелся один хвост, символизировала уробороса, скрыто присутствующего в мире явлений[602]. Потенциал для возникновения чего-то нового присутствовал во всех направлениях внутри куба, куда бы человек ни посмотрел. Он мог определить, какой аспект бытия проявит себя в результате его добровольного действия.

Исследование производит/вызывает определенные явления, которые отображаются в эпизодической и семантической системах памяти. Однако его процесс руководствуется картами, в частности картой будущего, составленными в эпизодической памяти. Желаемый конец рисуется в фантазии. Двигательно-абстрактная система исследования стремится обеспечить соответствие между явлениями, возникающими в процессе деятельности, и картиной желанного будущего. Несоответствия между поведением и целью вызывают появление первичной материи мира – неизвестного, пробуждающего страх и любопытство.

Человек пытается претворить свои желания (появляющиеся в конечном счете благодаря эмоциям) в реальность. Он испытывает страдание – и учится, – когда этот процесс нарушается. Исследование считается полноценным и может быть завершено, когда достигается оптимальное текущее эмоциональное состояние: когда знание, переведенное в действие, снова придает миру райские черты. Если безопасность и счастье не наступают, исследование является или было недостаточным. В этом случае следует обратить внимание на оставшиеся тайны, которыми все еще наполнена привычная среда и которые проявляются во внутренней привлекательности вещи или ситуации (интересе к ним), извлечь скрытую в них информацию и преобразовать ее в субъективное существование и окружающий мир. Следовательно, алхимическая первичная материя представляла собой вещество, из которого появились определенные явления – субъект и объект. Кроме того, это нечто, способное на бесконечное преобразование, и, наконец, нечто «зараженное», как и неполноценный, несовершенный, падший и полный страдания материальный мир.

Анализ донаучного определения золота помогает пролить свет на актуальность, важность и смысл этого архаичного комплекса неразличимых идей. Золото как абсолютная противоположность первовещества воспринималось в конкретном мире в качестве идеала. Для древних людей золото служило средством торгового обмена (на сегодняшний день ничего не изменилось). Но ценность металла не состояла и до сих пор не состоит исключительно в его экономической полезности. В эпизодическом представлении золото всегда ассоциировалось с божеством. До развития научного мировоззрения это имело важный смысл: в отличие от других металлов и веществ, оно не тускнеет, не темнеет, не ржавеет и потому кажется бессмертным и нетленным. Оно редко встречается в природе и сияет, как солнце – очевидный источник жизни. Таким образом, определение золота включало в себя нечто аполлоническое, солнечное и божественное (в патриархально-героическом смысле, с которым мы уже знакомы). Юнг так описывает характерные предположения алхимика Михаэля Майера:

Солнце своими многими миллионами оборотов вкручивает золото в землю. Мало-помалу солнце отпечатывает свой образ на землю, и этот образ есть золото. Солнце – это образ Бога, сердце – образ солнца в человеке, так же как золото – это образ солнца