Невротический характер - Альфред Адлер

я познакомился с гениальным трудом Файхингера «Философия „Как если бы“»[64] (Берлин, 1911), и оказалось, что так хорошо знакомый мне ход рассуждений невротика общепринят в научном мышлении.

Установив, что главная фиктивная задача невротика – это безграничное возвышение личностного чувства и что она буквально вырождается в эгоистическую «волю к видимости» (Ницше), мы можем сделать следующий шаг и концептуально рассмотреть эту жизненную проблему. Поскольку при поиске половых различий почти всегда отдается предпочтение роли мужчины, то уже очень рано мышление преобразуется в соответствии с противопоставлением «мужчина – женщина», что выливается для невротика в конкретную формулу: я должен поступать так, как будто я полноценный мужчина (или хотел бы им стать). Чувство неполноценности и его следствия идентифицируются с чувством «женственности», компенсаторно возникает навязчивое стремление удержаться в мужской роли, для чего в психической надстройке включаются соответствующие защитные механизмы, и смысл невроза зачастую выражается в двух противоположных основных мыслях: я женщина (или я как женщина), а хочу быть мужчиной. Эта руководящая конечная задача создает необходимые психические жесты и готовности, что отражается в манере держаться и поступках, но также и в физическом облике и мимике. И с этими подготовленными жестами, авангардом которых следует считать невротические черты характера – честолюбие, чувствительность, недоверчивость, враждебность, себялюбие, воинственность и т. д., – невротик противостоит жизни и людям, с явно повышенным напряжением выжидая момент, когда он покажет себя мужчиной. Большую роль играют «демонстрационные бои»: невротик проводит их, чтобы поупражняться, извлечь урок из других или подобных обстоятельств, стать осторожнее и на каком-то примере получить в руки обманчивые, как в сновидении, аргументы за то, что он может и не рисковать ввязываться в главную битву, а перенести арену борьбы. Сколько он при этом аранжирует, преувеличивает и обесценивает (в определенном смысле творя произвол), как он при этом подтасовывает факты и работает на осуществление своей фикции – это предмет особого разговора, и я изложил это в соответствующей части книги и в «Практике и теории индивидуальной психологии»[65]. Но то, что в мужском протесте невротика изначально скрыта компенсирующая воля к власти, которая даже иначе оценивает ощущения и может превратить удовольствие в неудовольствие, видно по тем нередким случаям, когда прямолинейная попытка вести себя по-мужски наталкивается на большое сопротивление и приходится использовать обходной путь: выше ценится роль женщины, усиливается склонность к пассивности, проявляются мазохистские, пассивно гомосексуальные черты, с помощью которых пациент надеется приобрести власть над мужчинами и женщинами. Коротко говоря, мужской протест пользуется женскими средствами. А то, что этот искусный трюк продиктован волей к власти, видно по остальным невротическим чертам, которыми невротик добивается доминирования и превосходства в самой сильной форме. Но подобная апперцепция по шаблону «мужское – женское» привносит в невроз сексуальный жаргон, который нужно понимать символически и анализировать, который оттесняет эротику в направлении, соответствующем ядру личности.

Параллельным или доминирующим способом апперцепции у невротиков является пространственное противопоставление «верх – низ». Этой примитивной попытке ориентации, которую невротик обостряет и акцентирует, также находятся аналогии у примитивных народов. Но если мужской принцип легко идентифицировать с полноценностью, то по поводу тождественной идентификации понятия «верх» мы можем только догадываться. Существует некоторая вероятность, что тут имеется в виду ценность и значимость головы в противопоставлении к ногам. Еще более важным кажется мне то, что высокая оценка понятия «верх» и его тождественность с полноценностью происходят из страстного желания людей возвыситься, взлететь, то есть совершить невозможное. Универсальные мечты человечества о полете и все стремления в этом направлении, пожалуй, подтверждают такое предположение. И несомненно, имеет также значение то, что при половом акте позиция «сверху» ассоциируется с мужским принципом[66].

Укрепление фикции в неврозе обусловливает концентрацию внимания на тех аспектах, которые невротик считает важными. Из-за этого сужается поле зрения, что является моторной и психической готовностью. Одновременно вступает в действие подкрепленный невротический характер, который осуществляет защиту, входит в соприкосновение с враждебными силами и, распространяясь далеко за границы личности во времени и пространстве, будучи вторичной направляющей линией осторожности, дает толчок воле к власти. Наконец, невротический припадок, сравнимый с борьбой за власть, имеет своей задачей не допустить умаления личностного чувства и отложить решение о личной значимости, отодвинуть его в область недостижимого.

У невротика, будь он в позиции нападающего или подвергшегося нападению, складывается впечатление, что жизнь к нему особенно враждебна. Отныне его включение в социум затруднено – профессия, общество, любовь не стоят того, чтобы за них бороться, обычно он застенчиво обходит все это, либо в лучшем случае они становятся для него ареной для честолюбивого упоения собственной властью. Глубоко пессимистичное мировоззрение и человеконенавистничество лишают его всех радостей полноправного партнера. Настрой «хочу и возьму» овладевает им полностью, отравляет его неудовлетворенностью и заставляет думать всегда только о себе и никогда – о других.

Таким образом, из конституциональной неполноценности и действующих подобно ей обстоятельств детства вырастает чувство неполноценности, которое требует компенсации в смысле возвышения личностного чувства. При этом фиктивная конечная цель стремления к власти приобретает огромное влияние и оттягивает на себя все психические силы. Порожденная предохранительной тенденцией, эта цель организует психические готовности с целью обезопаситься, и среди них невротический характер, как и функциональный невроз, выделяются как примечательные искусные трюки. Руководящая фикция имеет простую, инфантильную схему и оказывает влияние на апперцепцию и механизм памяти. В мире, который кажется враждебным, у невротика усиливается интерес к собственной персоне и убывает интерес к другим людям.

II. Психическая компенсация и подготовка к ней

Наше рассмотрение привело нас к пониманию того, как из абсолютной неполноценности ребенка, в особенности отягощенного конституционально, развивается самооценка, которая вызывает чувство неполноценности. Следуя принципу δός που στϖ[67], ребенок пытается найти такую опорную точку, с которой можно оценить расстояния, отделяющие его от жизненных проблем. Из этой опорной точки низкой самооценки, которая воспринимается как неподвижный полюс, детская психика протягивает нить мыслей к целям своего страстного стремления. Эти цели благодаря абстрагирующей форме созерцания, свойственной человеческому разуму, тоже понимаются как фиксированные точки и интерпретируются весьма конкретно. Цель – быть большим, сильным, быть мужчиной, быть «наверху» – символизируется в личностях отца, матери, учителя, кучера, машиниста локомотива и т. д., а поведение, поза, идентифицирующие жесты детей, их игры и желания, мечты и любимые сказки, мысли о выборе будущей профессии[68] показывают нам, что тенденция к компенсации работает и обеспечивает подготовку к будущей роли. Таким образом, чувство собственной неполноценности и непригодности, ощущение слабости, малости, незащищенности становится подходящей операционной базой,