Невротический характер - Альфред Адлер

и благодаря этому освобождается от мучительного чувства неполноценности. Обнаруживая свою слабость и подчиняясь, он привлекает на себя заботу окружающих. Таким образом, обе главные линии поведения ребенка – упрямство и послушание[55] – гарантируют ему повышение личностного чувства, помогают нащупать путь к конечной цели или, сразу оговоримся, к ее эквиваленту. У конституционально неполноценных детей растущее личностное чувство постоянно придавливается, а самооценка занижена, потому что их возможности получить удовлетворение гораздо более скудные, чем у нормальных детей. Только подумайте о бесчисленных ограничениях, курсах лечения, болях у детей с желудочно-кишечными заболеваниями, об изнеженности бледных, хилых детей, страдающих неполноценностью аппарата дыхания, и о той тепличной атмосфере, в которой они растут; о мучительном зуде при пруриго и других экзантемах, о многих унизительных детских дефектах (Kindesfehler), о постоянном страхе родителей таких детей перед инфекциями, что часто приводит к тому же, к чему и нередкие погрешности в воспитании, нарушения учебного процесса в школе, а также строптивость таких детей: к их изоляции и неприязни к ним в среде товарищей и в кругу семьи. Подобным образом ущемляют самолюбие рахитическая неуклюжесть, врожденное ожирение и небольшая степень умственной отсталости. В большинстве случаев ребенок помогает себе сам, принимая некоторое пренебрежение, которое он испытывает со стороны родителей, что временами обусловлено его неблагоприятным положением в семье – как первого ребенка, второго, как единственной девочки среди мальчиков или наоборот; особенно часто такое наблюдается в отношении самых младших детей.

Враждебная агрессия, раздраженная и усиленная у конституционально неполноценного ребенка, тесно сплетается у него со стремлением стать таким же большим и сильным, как глава семьи, и усиливает и выдвигает на передний план те побуждения, которые лежат в основе детского честолюбия. Впоследствии ход мыслей и образ действий невротика показывают ту же структуру, что и его детские притязания. «Вечное возвращение» (Ницше), типичная судьба – это нигде не иллюстрируется так ярко, как в случае с невротиком. Чувство неполноценности относительно людей и обстоятельств, незащищенность в этом мире толкают его к укреплению направляющих линий. Он всю жизнь цепляется за них, чтобы обрести уверенность, чтобы ориентироваться в мире, опираясь на свою веру и суеверия, чтобы избавиться от чувства неполноценности и спасти свое личностное чувство, чтобы иметь повод избежать унижения, которого он опасается. Никогда ему это не удавалось так, как в детстве. Поэтому его руководящая фикция – поступать так, как будто ему нужно всех превзойти, – может принимать такую форму поведения, как если бы он был ребенком. Например, ночное недержание мочи, боязнь открытых пространств, неврозы страха – эти детские способы удовлетворения стремления к власти берутся за образец и укрепляют направляющую линию.

Было бы ошибкой предполагать, что только невротик имеет такие направляющие линии. Здоровый человек тоже потерял бы ориентацию в этом мире, если бы не соотносил с какими-то фикциями свои переживания и мировосприятие. Он точно так же получает эти фикции на основании своего старого опыта (регрессия). Они проступают более отчетливо в минуты незащищенности и становятся императивами веры, идеала, свободной воли, но, кроме того, они действуют обычно скрытно, в бессознательном, как и все психические механизмы, чьими словесными символами они, по сути, и являются. Рассуждая логически, их следует рассматривать как абстракции, как упрощения (симплификации), назначение которых в том, чтобы разбираться с жизненными трудностями по аналогии с простейшими случаями. Прототип этих простейших случаев, тенденциозную «сеть» апперцепирующей[56] памяти мы нашли в попытках детей справиться с трудностями. Само собой разумеется, что то же самое мы находим у дикарей, у примитивных народов, так как все возникающие у человека вопросы требуют своего решения в смысле стремления к власти. Фантастические гипотезы Юнга и Фрейда оказываются тут излишними и вводят в заблуждение. Каждый человеческий жест создается в каждом индивидууме заново. В сновидении этот способ апперцепции еще более очевиден, и в дальнейшем мы увидим это.

Невротик постоянно несет в себе чувство неуверенности. Поэтому «аналогическое мышление» – попытки решения проблем по аналогии со старым опытом – становится у него все более выраженным. В нем всегда присутствуют мизонизм (Ломброзо), то есть страх всего нового, страх перед любыми решениями и испытаниями, порожденные недостаточной верой в самого себя. Он так цепляется за свои направляющие линии, принимает их настолько буквально, стараясь реализовать только их, что, сам того не зная, отказывается от возможности непредвзятого, без предубеждений, решения реальных проблем. Кроме того, неизбежные ограничения со стороны жестокой реальности толкают его, в соответствии с его установкой, не к устранению предвзятой фикции, а лишь к превращению себя в пессимиста. Еще более последовательно пытается реализовать свою фикцию психотический пациент. Невротик цепляется в реальности за созданную им самим направляющую линию и в результате добивается некоего кажущегося расщепления личности, желая удовлетворить и реальным, и воображаемым требованиям, и таким образом он застревает в своих сомнениях и не двигается никуда.

Форма и содержание невротической направляющей линии рождаются из впечатлений ребенка, который чувствует, что им пренебрегают. Эти впечатления, неизбежно возникающие из первоначального чувства неполноценности, вызывают к жизни агрессивную установку, назначение которой – преодоление огромного чувства незащищенности. В эту агрессивную установку укладываются все попытки ребенка, обещающие повышение его личностного чувства: попытки удачные – побуждающие к их повторению, неудачные – служащие пугающим напоминанием, memento[57]; тенденции, подготавливающие к достижению защищающей конечной цели, которые сформировались из-за какого-то неприятного органического недостатка или душевного гнета и которые переходят в сумму психических готовностей, и тенденции, перенятые у других. Все проявления невроза происходят из этих подготовительных средств, которые устремлены к конечной цели превосходства. Это – умственные готовности, всегда направленные на то, чтобы начать борьбу за личностное чувство; они повинуются приказам руководящей фикции, которая старается осуществиться с помощью этих способов реагирования, выработанных в детстве. В развитом неврозе фикция подстегивает все эти готовности, которые теперь сами принимают вид конечных целей. Страх, который прежде должен был защитить от одиночества, унижения, чувства собственной малости, – гипостазируется; изначально вынуждаемая фикцией попытка достичь превосходства за счет накопления бессмысленных трудностей – превращается в навязчивое состояние; в обмороках, параличах, истерических болях и функциональных нарушениях символически представлен псевдомазохистский способ пациента проявить себя или уклониться от принятия пугающего решения. Большое значение незащищенности в жизни невротика, как я ее понял и описал, вынуждает к такого рода усилению этой готовности и ее следствий, что незначительные поначалу симптомы функционального порядка претерпевают поразительные изменения, как только этого требует внутренняя необходимость. Всегда срабатывает «тенденция к исключению» – стремление выбирать более легкие ситуации.

Из-за чувства незащищенности взгляд невротика направляется все дальше в будущее.