Мы все нарциссы? Феномен нарциссизма от мифологии до патологии - Витторио Линджарди

class="p1">Винникотт признает влияние на него Лакана, но говорит совсем о другом: зеркало ребенка – это лицо матери. Как если бы мать и ребенок постоянно отражались друг в друге, (пере)создаваясь один в другом и противореча пронзительному началу «Зеркала» Сильвии Плат:

Я – точное, серебряное. Я без

                               предубеждений.

Что ни увижу – глотаю сразу,

Как оно есть, незамутненное любовью,

                                 неприязнью[33].

Теперь вернемся к Лакану: на первой стадии ребенок отождествляет отраженный образ с образом неизвестного другого; на второй он способен узнать другого, но только как образ, а не как реальность; на третьей узнает другого как собственный отраженный образ. Таким образом, можно сказать, что Нарцисс погибает в тот самый момент, когда достигает вершины стадии зеркала, потому что не может освободиться от этого обманчивого очарования. Отсюда две гипотезы: терапевтическая, согласно которой нарцисс погибает и перерождается в субъект, осознающий свою пристрастность, и мифологическая, согласно которой идентичность разрушается полностью, остаются только отчаяние, фрагментация, самоубийство. Пророчество же включает в себя и то и другое, поскольку еще Гераклит утверждал: «Владыка, оракул которого в Дельфах, не сказывает, не утаивает, но намекает»[34]. Выходя за рамки пророчества, я бы добавил, что многое зависит от уровня организации личности нарциссическим стилем. Но об этом речь пойдет подробнее во второй главе книги.

Зеркальце, зеркальце, молви скорей

Тройные каблуки, чтобы победить свою карликовость: и ничего больше.

Карло Эмилио Гадда, «Эрос и Приап»

Можно ли посмотреться в зеркало, не вспомнив при этом Белоснежку и Дориана Грея? В сказке братьев Гримм, как и в смягченной версии Уолта Диснея (в которой, впрочем, остаются сильными темы, связанные с психикой: детоубийство, отставание в развитии, стадии психического развития, конфликт между матерью и дочерью, разделение хорошей и плохой матери, эволюционное признание или нарциссическое торжество), мачеха постоянно любуется собой в зеркале и размышляет даже не о том, красива ли она, а о том, точно ли она красивее всех. Гримильда, нарциссическая мачеха Белоснежки, нуждается в подтверждении своего превосходства в красоте и впадает в ярость, едва почувствовав угрозу этому превосходству. Ее грандиозность происходит из неуверенности в себе, властность – из зависти, эгоцентризм служит тому, чтобы не оставить места для сравнения с другими. Она напоминает мне одну бывшую коллегу, которая впадала в нарциссическую ярость (для полноты картины в ней был еще и антисоциальный оттенок) всякий раз, когда кто-то из коллег высказывал точку зрения, отличную от ее. Она окружила себя сотрудниками-зеркалами, которые каждое утро успокаивали ее: «Ты, королева, всех здесь милей»[35]. Но однажды и на нее нашлась Белоснежка. Она была приветлива со всеми и слушала не только себя, но и других. Несколько недель спустя почти все коллеги отвернулись от «королевы», потому что однажды на привычный вопрос: «Зеркальце, зеркальце, молви скорей, / Кто здесь всех краше, кто всех милей?» – даже верное зеркало может ответить: «Ты, королева, красива собой; / А все ж Белоснежка выше красой».

Действие «Портрета Дориана Грея» Оскара Уайльда разворачивается в викторианском Лондоне конца XIX века. Как и в мифе о Нарциссе, в романе чрезмерное самолюбие приводит к гибели. Дориан – очень красивый молодой человек, портрет которого пишет художник Бэзиль Холлуорд, – испытывает зависть к своему образу, которому суждено никогда не состариться. Здесь я не могу не процитировать заключительные строки упомянутого выше стихотворения Сильвии Плат, в которых зеркало говорит о молодой девушке:

И утром

Ее лицо встает на смену тьме.

Во мне

И утопила

Она молоденькую девушку.

Во мне

Старуха к ней встает день ото дня,

Как жутко-неминуемая рыба.

Дориан заключает сделку с дьяволом: он останется вечно молодым, а стареть будет картина. Однако вместе с признаками физического упадка портрет будет показывать и нравственный упадок, становясь все более уродливым всякий раз, когда Дориан будет поступать жестоко или несправедливо. Портрет отражает не лицо, а совесть, и Дориан решает избавиться от обоих – портрета и совести – разом, спрятав их на чердаке:

Чувство боли подкралось к нему при мысли об искажении, которое претерпит красивое лицо на полотне. Однажды, по-мальчишески подражая Нарциссу, он поцеловал, или сделал вид, что целует эти намалеванные губы, которые теперь так жестоко ему улыбаются. Утро за утром просиживал он перед портретом, поражаясь его красотой и почти влюбляясь в нее, как по временам казалось ему самому. Неужели каждое настроение, его охватившее, будет вызывать перемену на портрете? Неужели это чудное изображение превратится в нечто омерзительное, гадкое, что придется прятать в запертую на замок комнату, вдали от солнечного света, так часто золотившего горячим блеском роскошные волны его кудрей?[36]

Как и в овидиевском мифе, тот, кто влюбится в Дориана, будет обречен страдать от последствий его безжалостного нарциссизма: актриса Сибилла Вэн покончит жизнь самоубийством, после того как ее бросят из-за неудачного спектакля, художник Бэзиль Холлуорд будет убит. Дойдет до того, что Дориан в порыве неукротимой нарциссической ярости заколет собственный портрет: труп хозяина, старого морщинистого человека с ножом в сердце, найдут слуги, а нарисованному лицу вернется его юношеское великолепие. «Портрет Дориана Грея» – это литературный шедевр, а еще это необыкновенная клиническая картина нарциссической личности, одновременно грандиозной и уязвимой: эгоцентризм, идеализация красоты, деструктивная зависть, стыд за себя, обесценивание других, неспособность любить, самодовольная сентиментальность, пустота внутри и вокруг себя и грандиозные фантазии, которые пытаются ее компенсировать. Герой доходит до самой злокачественной формы нарциссизма, которая стирает моральное сознание, отбрасывает чувство вины и угрызения совести, обостряет садизм.

Мифологические и литературные доминанты перерождаются в клинических теориях и критериях, которыми руководствуются диагностические руководства при постановке диагноза «нарциссическое расстройство личности». После завершения работы над эссе «К введению в нарциссизм» в 1914 году, Фрейд писал своему другу Карлу Абрахаму: «Статья о нарциссизме была трудным делом и несет на себе все знаки соответствующего искажения». Эта фраза продолжает звучать не только потому, что мы только что упоминали о физическом и моральном искажении в «Портрете Дориана Грея», но и потому, что, несмотря на массу клинических и теоретических исследований, отражение Нарцисса остается все таким же неуловимым и искаженным, и это проблема не только отдельных личностей, но и (все чаще) коллектива.

Во второй части книги я попытаюсь описать нарциссизм, используя подход, противоположный тому, который я использовал до сих пор: не открытость мифу, а склонность к диагностике, то есть к тому незаменимому