Воля Неба и судьба человека. Труды и переводы - Лариса Евгеньевна Померанцева

в Цинь, устав, не садился на колесницу; в жару не поднимал над ней полога; по городу ездил без свиты; не держал в руке щит и копье. Слава о его подвигах хранится в царских палатах, а молва о добрых деяниях передается в поколениях. Когда он умер, его оплакивали в Цинь мужчины и женщины, мальчики не пели песен, обдиральщики риса остановили работу. Такова была добродетель господина Пять бараньих шкур. Ныне же вы, чтобы добиться приема у циньского вана, должны были положиться на ванова любимца Цзин-цзяня,– вам недостаточно было собственной славы; стали первым министром в Цинь не за свои дела в пользу народа, а соорудив башню – вам недоставало собственных заслуг. Наказывать и клеймить наставников наследника, калечить народ жестокими казнями означает плодить обиды, копить беду. Ваши указы для народа важнее царских приказов; народ спешит их исполнить быстрее, чем царские распоряжения. Но все ваши лукавые и неправые усилия далеки от истинных способов, которыми осуществляется правление. Вы уже обратились лицом к югу[577], провозгласили себя единственным, ежедневно судите поступки циньской знати. В Песнях говорится:

Взгляни! Даже у крысы есть своя повадка,

Ты ж – человек, а нет у тебя своей поступи.

Человек, а без своей поступи,

Так не медли ж, умри!

И Песни говорят нам, что не таким способом достигают долголетия! Гунцзы Цянь запер двери и вот уже восемь лет не выходит со двора. А убийство Чжу Хуаня, а клеймение Гунсунь Цзя? В Песнях говорится:

Привлекая людей, приходишь к расцвету,

Теряя людей, приходишь к краху.

Все это говорит о том, что не таким способом привлекают людей. А ваши выезды? Позади вас десяток колесниц сопровождения, в них – сильные, широкоплечие молодцы – возницы, стрелки и воины; боевые и охотничьи колесницы с латниками; вплотную к вам охрана, вооруженная мечами и кинжалами. И если вдруг что не так – вы не выезжаете.

В Преданиях[578] говорится: «Опирающийся на добродетель – процветает, опирающийся на силу – погибает». Нынешняя ваша грозная сила подобна утренней росе. Разве так можно продлить годы, исчерпать долголетие? Почему бы вам теперь же не возвратить пятнадцать полученных вами городов и не отправиться поливать огород куда-нибудь в глушь? Не убедить циньского вана призывать на службу людей, скрывающихся в горном уединении, пестовать старых, помогать одиноким, почитать отцов и старших братьев, оценить имеющих заслуги, окружить почетом добродетельных? Можно бы немного и отдохнуть – неужели вы все еще жаждете земель Шан и Юй, страстно желаете наставлять Цинь, так стремитесь копить народный гнев? В одно прекрасное утро циньский ван прогонит своего гостя, отменит аудиенции. Много ли ему для этого надо? А кроме того, разве нет у циньского царства оснований расправиться с вами? Вану это так же легко, как сделать один шаг.

Но шанский правитель не внял его словам. Через пять лун после этого Сяо-гун умер, и престол занял его наследник. Один из людей Гунцзы Цяня донес на Шан Яна, что он якобы готовит заговор. Послали схватить его. Ян бежал. Когда он достиг Заставы и хотел заночевать на постоялом дворе, хозяин, не зная, кто перед ним, сказал:

– По законам шанского правителя под страхом казни запрещается пускать в дом неизвестных.

– Горе мне! – воскликнул с тяжелым вздохом Ян. – Какая расплата за пороки закона.

Он бежал в Вэй. Вэйцы же не простили ему обмана царевича Ана и поражения своих войск и потому не приняли его. Шан Ян хотел отправиться в другое царство. Вэйцы стали совещаться, говоря:

– Шанский правитель – теперь циньский вор. Цини сильны и, если их вор оказался в Вэй, мы не можем не вернуть его в Цинь.

Оказавшись снова в Цинь, Ян отправился в свои владения в Шан и со своими сторонниками поднял городские войска в поход на царство Чжэн, на север. Цини пошли на него с войском, атаковали и убили его в Чжэн у Лягушачьих прудов. Циньский Хуэй-ван приказал разорвать его тело колесницами в назидание другим, сказав:

– Чтобы никому не повадно было подобно Шан Яну бунтовать!

Затем уничтожил семью Яна.

Я, великий историограф, так скажу:

– Шанский правитель был жесток от природы. Наблюдая путь, которым он вел циньского вана к владычеству над Поднебесной, видим, что все держалось на бахвальстве, на самом деле это ему было не под силу. И потому он добивался службы через любимца Сяо-гуна, а добившись, казнил Гунцзы Цяня, обманул вэйского военачальника Ана, пренебрег речами Чжао Ляна. Все это достаточно ясно показывает, что шанскому правителю недоставало милосердия. Мне случалось читать его книгу «Об устранении препятствий, землепашестве и военном деле». Эта книга такого же рода, как и его деятельность. Дело кончилось тем, что обрел дурную славу в Цинь и не без основания.

Вэйский царевич Уцзи

Вэйский царевич Уцзи[579] был младшим сыном вэйского Чжао-вана и сводным братом вэйского Аньли-вана. После кончины Чжао-вана на престол вступил Аньли-ван и пожаловал царевичу титул синьлинского цзюня – синьлинского правителя. Это было время, когда Фань Cуй бежал из Вэй, стал первым министром в Цинь и, оскорбленный Вэй Ци, окружил с циньскими войсками Великий Лян, разбил вэйские войска под Хуаяном, обратил в бегство Ман Мао. Вэйский ван и царевич Уцзи были очень обеспокоены этими событиями.

Царевич Уцзи был человеком благонравным, водил дружбу с людьми из низов, независимо от положения человека держался учтиво и скромно, не кичился перед простыми мужами своим богатством и знатностью. Поэтому к нему стекались со всех сторон мужи Поднебесной, и число кормящихся при дворе достигало трех тысяч. В те времена чжухоу, зная ум и способности царевича, обилие при его дворе гостей, не решались затевать с Вэй войн более десяти лет.

Однажды царевич Уцзи играл в шахматы с вэйским ваном, как вдруг сообщили, что у северной границы царства зажглись сигнальные огни.

Послышались голоса:

– Разбойники из Чжао вторглись в наши пределы!

Ван оставил игру и собрался созвать большой совет, но царевич остановил его:

– Это не разбойники, это Чжао-ван выехал на охоту.

И продолжал игру как ни в чем не бывало. Ван же был напуган, мысли его были далеки от игры. Через некоторое время пришло новое известие: «Это не разбойники, это Чжао-ван выехал на охоту».

Изумившись, ван спросил царевича:

– Откуда ты знал это?

– Один из моих гостей следит за чжаоским ваном, и что ван ни предпримет, сообщает мне, – отвечал Уцзи.