Воля Неба и судьба человека. Труды и переводы - Лариса Евгеньевна Померанцева

примет опасный оборот. Мой друг мясник Чжу Хай – известный силач, может поехать с тобой. Если Цзинь Би согласится передать войска, – хорошо, а не согласится, – придется его убить.

Тут царевич заплакал.

– Царевич боится смерти? Почему ты плачешь?

– Я плачу потому, что Цзинь Би старый и опытный военачальник. Боюсь, что не послушает нас и придется его убить. Что ж до меня, то мне ли страшиться смерти?

Царевич призвал к себе Чжу Хая, и тот сказал:

– Я всего лишь мясник, орудующий ножом на рыночной площади, а удостоился неоднократного посещения царевича. Я не отвечал должным образом на это, считая бесполезной мелкую вежливость. Ныне же, когда царевич в нужде, я готов отдать жизнь.

И он отправился сопровождать царевича. Заехали поблагодарить Хоу Ина.

–Надо бы поехать с тобой,– говорил Хоу Ин,– да не могу, стар я. Но позволь, я высчитаю день, когда вы будете у Цзинь Би, повернусь лицом к северу и перережу себе горло[581].

После этого царевич отправился в путь. Прибыли в Е, вручили Цзинь Би подложный приказ вэйского вана о смещении военачальника. Цзинь Би соединил половинки верительной бирки, но в сомнении воздел руки к Небу:

– Ныне со стотысячным войском стою лагерем на границе, исполняю важное государственное дело, и вдруг является один-одинешенек сменить меня. Что это значит?!

Он решил не подчиняться. Тогда Чжу Хай ударил его спрятанным в рукаве халата железным молотом в сорок цзиней[582] весом и убил. Царевич стал во главе войск. Стремясь сплотить воинов, он отдал приказ, гласивший: «Если в войсках находятся одновременно отец и сын, отец возвращается домой; если старший и младший братья, – старший возвращается домой; если единственный сын и нет у него братьев, – он возвращается домой кормить родителей».

После проведенного отбора он двинул восьмидесятитысячную армию на циньские войска. Цини сняли окружение и ушли. Ханьдань была освобождена, Чжао спасено. Чжаоский ван и Пинъюань-цзюнь выехали вместе приветствовать царевича на границе. Пинъюань-цзюнь с колчаном и стрелами за спиной готов был сопровождать царевича. Чжаоский ван дважды поклонившись, сказал:

– С древности и доныне нет тебе равных среди достойных мужей.

На то время Пинъюань-цзюнь не смел выставлять себя вперед. После того как царевич расстался с Хоу Ином и прибыл к войскам, Хоу Ин, обернувшись лицом к северу, перерезал себе горло.

Вэйский ван был разгневан на царевича за кражу верительной бирки, за обман и убийство Цзинь Би. Царевич и сам знал, что виноват. После того как он дал отпор Циням и спас Чжао, он отправил своего военачальника вернуть войска в Вэй, а сам вместе со своими гостями оставался в Чжао. Чжаоский Чэнсян-ван, благодаря царевича за спасение, решил, посоветовавшись с Пинъюань-цзюнем, пожаловать царевичу пять городов. Царевич, узнав о том, преисполнился гордости, приобрел самодовольный вид. Один из его гостей напомнил ему: есть вещи, которые нельзя забывать, а есть такие, которые нужно забыть. Человек сделал тебе добро, не забывай об этом; ты сам сделал кому-то добро – забудь об этом. К тому же предъявить подложный приказ вэйского вана и завладеть войсками Цзинь Би, спасая Чжао, по отношению к Чжао – заслуга, а что касается Вэй, то так не поступают верные слуги. Негоже царевичу гордиться этим и почитать свой поступок за заслугу.

Царевич тут же взял себя в руки, и от прежнего вида не осталось и следа.

Чжао-ван сам вымел сор и вышел навстречу царевичу. Принимал его как дорогого гостя, хотел вести по ступеням с западной стороны крыльца[583]. Царевич сторонился, вежливо отказывался и еле согласился идти вслед за ваном по восточным ступеням. Беседуя с ваном, сам обвинял себя в предательстве по отношению к Вэй, не признавал заслуг перед Чжао. Чжаоский ван угощал его до заката солнца, но так и не решился заикнуться о пожаловании пяти городов, опасаясь отказа. Царевич в конце концов остался в Чжао, и чжаоский ван пожаловал ему город Хао в качестве места для поста и очищения, а Вэй, в свою очередь, пожаловали ему Синьлин.

Живя в Чжао, царевич услышал, что отшельники Мао-гун и Се-гун скрываются среди игроков в шахматы и винных торговцев. Он вознамерился с ними встретиться, но те прятались и не соглашались на встречу. Царевич узнал, где их можно найти, и тайно отправился туда пешком. С тех пор они подружились с ним и полюбили его. Пинъюань-цзюнь, услышав об этом, сказал жене:

– Раньше я думал, что твой младший брат – царевич, достойный муж, которому нет равных в Поднебесной, а ныне узнал, что он связался с игроками в шахматы и винными торговцами. Он всего лишь жалкий сумасброд.

Жена пересказала это царевичу, и тот тут же хотел уехать:

– Раньше, – сказал он, – я думал, что Пинъюань-цзюнь достойный и благородный муж, поэтому предал Вэй и бросился спасать Чжао, чтобы помочь Пинъюань-цзюню. Он же водит дружбу только с рыцарями, чурается простых мужей. Еще в Лян я много слышал о достоинствах и благородстве этих двух отшельников, а оказавшись в Чжао, лишь боялся, что не удастся с ними встретиться, что из-за моего окружения они не захотят знаться со мною. А ныне, когда Пинъюань-цзюнь устыдился этого, они тем более будут избегать меня.

И собрался уезжать. Жена все рассказала Пинъюань-цзюню, и тот, сняв шапку, просил прощения и удержал царевича. Половина гостей Пинъюань-цзюня, узнав о происшедшем, перешла на службу к царевичу. Все честные мужи Поднебесной устремились к нему. Царевич принял их с честью.

Царевич Уцзи оставался в Чжао безвыездно десять лет. Цини, зная, что он в Чжао, непрерывно слали войска против Вэй. Вэйский ван страдал и, наконец, послал к царевичу посла звать его обратно. Царевич, опасаясь, что вэйский ван все еще держит гнев на него, предостерег своих людей:

– Смерть тому, кто посмеет вступить в связь с гонцами вэйского вана!

Поскольку же все его гости оказались в Чжао, предав Вэй, никто из них не посмел уговаривать его вернуться в Вэй. Мао-гун и Се-гун пришли к царевичу и сказали:

– Твой почет и слава среди чжухоу живы, пока существует Вэй. Ныне Цинь напало на Вэй, Вэй в беде, а царевичу и горя мало. С каким лицом предстанешь перед Поднебесной, дав циньским войскам разрушить Великий Лян и стереть с лица земли храм предков?!

Они еще не договорили, как царевич, изменившись в лице, вскочил, велел запрягать коней и помчался в Вэй.

Вэйский ван и царевич встретились со слезами на глазах, и ван тут же вручил ему печать