Гносеологические аспекты философских проблем языкознания - Владимир Зиновьевич Панфилов

связь этого обозначения с местоимениями. Так, в нивхском языке собственно количественное обозначение *н′и в составе числительных ‘один’ всех 26 систем сопоставляется с личным местоимением н′и ‘я’[422].

К.Е. Майтинская, исходя из типологических соображений, высказала предположение,

«что личное местоимение н′и и числительное н′и восходят к общему источнику – к указательной частице, имевшей также и неопределенное значение…»[423].

В нивхском языке, действительно, есть указательная частица -н′и, которая присоединяется к глаголу в форме на -д′, когда обращается внимание собеседника на какое-либо действие (например, йамайа, пыиму пыид′-н′и ‘Смотри, самолет летит’), а также входит в состав некоторых местоименных наречий с указательным значением (например, то-н′и ‘вот этот’, hо-н′-н′и ‘вот этот’, ‘вон тот’)[424]. Таким образом, вполне возможно, что личное местоимение н′и ‘я’, собственно количественное обозначение *н′и ‘один’ имеют общее происхождение с указательной частицей -н′и. Однако если говорить о последовательности их возникновения, то, по-видимому, собственно количественное обозначение *н′и ‘один’ непосредственно восходит к личному местоимению н′и ‘я’, а не к указательной частице -н′и. Следует также заметить, что значение последней, будучи ориентированным на выражение пространственного отношения того или иного объекта или явления к говорящему, хотя и является весьма абстрактным, оно вместе с тем не может по самой сути своей быть неопределенным (абстрактность ≠ неопределенности).

Числительные ‘один’ ряда индоевропейских языков (лат. ūnus, др.-ирл. ōen, гот. ains, прус. ainan, лит. vienas, латыш. viens и др.) возводятся к архетипу *oinos / einos, который имел местоименное происхождение с возможным первоначальным значением ‘сам’, ‘один’[425]. Каждый из компонентов этого архетипа в отдельности *oi- / ei- и *-no- также происходит от местоимений с указательным значением[426].

Аналогичное происхождение имеют числительные ‘один’ в индоиранских языках. В их составе выделяется тот же компонент *ei- / *oi-, а также компоненты *-ṷo- и *-qo-. Первый из этих компонентов А. Мейе рассматривает как корень местоимения со значением указания на отдаленный от говорящего объект[427].

Числительные ‘один’ ряда других индоевропейских языков, возводимые к архетипу *sem- (*sm-, *som-), по своему происхождению связываются с местоимением в значении ‘сам’[428].

Связь числительных ‘один’ с указательными местоимениями в финно-угорских языках отмечалась рядом авторов. Так, о связи венгерского ëgy ‘один’ с местоименным указательным корнем i- / ë- писали Д. Пайжу и К.Е. Майтинская[429]. Д. Лако установил, что хантыйское числительное it ‘один’ первоначально имело значение ‘этот вот’[430]. Наконец, в специальной работе Э. Эрнитса предпринята попытка доказать, что числительные ‘один’ всех финно-угорских языков восходят к местоименному корню с указательным значением[431].

В качинском языке числительное langai ‘один’ состоит из двух компонентов lа и ngai[432], причем этот последний полностью совпадает с местоимением ngai ‘я’, а первый компонент, по-видимому, отождествляется со словом lа, указывающим на мужской пол, и с некоторыми существительными употребляется в значении ‘один’ самостоятельно. Иная семантическая линия развития прослеживается при этимологическом анализе числительного атасик′ ‘один’ в эскимосском языке. Г.А. Меновщиков выделяет в этом числительном основу ата- значением ‘отец’, ‘глава (какого-либо коллектива, общества, семьи)’ и суффикс с орудийным значением -си(к′)[433].

Этимологический анализ числительных ‘один’ в самых различных языках показывает, таким образом, что понятие ‘один’ формировалось в неразрывной связи и на основе процесса выделения человека из окружающей его действительности, осознания им своего собственного ‘я’ как нечто обособленного и противопоставляемого всем остальным предметам внешнего мира и остальным членам той человеческой общности, к которой он принадлежал.

«Сознание, – пишут К. Маркс и Ф. Энгельс, – конечно, есть вначале осознание ближайшей чувственно воспринимаемой среды и осознание ограниченной связи с другими лицами и вещами, находящимися вне начинающего осознавать себя индивида»[434].

Аналогичное положение высказывает В.И. Ленин:

«Перед человеком сеть явлений природы. Инстинктивный человек, дикарь, не выделяет себя из природы. Сознательный человек выделяет…»[435].

Факт этимологической разноплановости числительные в самых различных языках и перебои в семантической линии развития числовых обозначений (например, в нивхском языке ‘пять’ связано с понятием о руке, ‘шесть’ с названием какого-то множества предметов, ‘девять’ опять связано с рукой и т.д.), подтверждая положение о том, что в качестве множеств-эквивалентов использовались не только человеческое тело и его части, но и другие конкретные множества, вместе с тем говорит о том, что и после возникновения тех или иных количественных понятий рука продолжала использоваться при счете. Только в силу этого в дальнейшем при образовании понятий о бóльших количествах могли использоваться слова, связанные с ручным счетом[436].

§ 7. Возможность образования параллельных обозначений одного и того же числа и сравнительно-исторические исследования

Рассматриваемый этап развития категории количества нашел свое отражение в фактах возникновения нескольких параллельных обозначений для отдельных чисел, а также в возникновении в пределах грамматической категории числа различных значений собирательного типа, учитывающих качественные особенности их составляющих объектов.

То или иное определенное количество могло получить больше, чем одно название, так как в качестве множеств-эквивалентов могли выступать несколько одинаковых в количественном отношении совокупностей предметов. Так, например, в нивхском языке понятие ‘пять’ связано с *хон ‘много’ и т′о ‘рука’, а понятие ‘два’, выражаясь собственно количественным обозначением *ми, связано также со словом тонрт,′ ‘двойняшки’[437]. В орокском языке в значении ‘один’ употребляется числительное гēда, гūда, но вместе с тем в нем есть и обще-тунгусо-маньчжурское умуке, употребляемое в значении ‘только один’[438]. В чукотском языке понятие ‘один’, выражаясь числительным ыннен, связано также с первым компонентом числительного конъачгынкэн ‘девять’, букв. ‘один рядом’ (отодвинут) и повторительного числительного кун-эче ‘один раз’[439]. В китайском языке понятие ‘два’ выражается двумя числительными: лян и эр, в качинском языке – числительными lăhkwang и ni[440]. В языке чжуан понятие ‘один’ выражается числительными ĭt 3 и dew 1, понятие ‘два’ – числительными soŋ 1 и ŋej 6, понятие ‘пять’ – числительными ha 3 и ŋu 4, понятие ‘шесть’ – числительными γŏk 3 и lŏk3[441].

Несколько обозначений одного и того же количества возникали также и потому, что при формировании соответствующего количественного понятия в качестве исходной точки отсчета нередко использовались несколько уже существующих числовых обозначений. Так, в чукотском языке число 9 обозначается числительными ныръамытлынэн букв. ‘четыре + пять’ и амынгыткавкыльэн букв.: ‘не десятый’; число 14 обозначается числительными мынгыткэн нырак парол букв.: ‘десять четыре лишних’ и акылгынкавкыльэн букв.: ‘не пятнадцатый’; число 19 обозначается числительными кылгынкэн нырак парол