Среди призраков. Рассуждение об эпохе метавселенной и генеративного искусственного интеллекта - Эрик Саден

с опорой на цифровизацию нашего существования и вмешательство в поведение. Повлияли на это теракты 11 сентября 2001 года и активность интернет-навигации, подтолкнувшие разработку методов количественной оценки поведения пользователей при посещении государственных и частных сайтов, к которым хочешь не хочешь «подключались» спецслужбы[79]. Постепенно до всех стало доходить, что как бы мы ни прятались, наши действия отслеживаются, – свет на это пролил Эдвард Сноуден, предав в 2013 году огласке суперизощренные приемы, внедренные Агентством национальной безопасности (NSA).

Все встрепенулись: еще бы, затронута частная жизнь, но в результате осталась скрыта суть того, что замышлялось еще с 1970-х годов. И это, – вопреки всеобщим представлениям, – не столько массовая слежка, сколько алгоритмическое управление обществом под видом обеспечения его оптимального функционирования. Этого в точности и хотел Сальвадор Альенде с членами своего правительства – доказать Соединенным Штатам, что при социалистическом строе в Латинской Америке можно управлять страной качественно, современными методами, с использованием передовых технологий и стремясь к экономической и социальной эффективности. Кстати, мы часто забываем о том, что при диктатуре Пиночета, знавшего толк в слежке за оппозицией, комплекс быстро заморозили, а потом и вовсе разобрали.

Вот почему проект «Киберсин» следует считать прототипом, положившим начало политическому и экономическому этосу, целью которого было установить господство не над людьми, а над самим ходом вещей. Это важнейшее социальное, политическое и цивилизационное событие нашего времени – и теперь, год за годом, разработки, связанные с искусственным интеллектом, наполняют его новым содержанием. Таким образом, мы сталкиваемся вовсе не с «надзорным капитализмом», – как ошибочно полагает Шошана Зубофф[80] [81], продолжая стоять на весьма устаревших позициях, – но с роботизированным мониторингом течения жизни, который все чаще совершается в реальном времени. Погруженность в пиксели, системы, умнеющие на глазах, генеративный искусственный интеллект – все это меняет задачу: не просто быстро находить общий язык с реальностью, но в каком-то смысле разминать ее или придавать ей новые траектории, чтобы в результате напластовать поверх нее другую реальность. Такую, о которую больше не только не ударишься, но она, как по непрекращающемуся волшебству, будет еще и подстраиваться под все наши взгляды и желания. Назовем это – алгоритмический сюрреализм.

Алгоритмический сюрреализм

Книга «Симулякры и симуляции» Жана Бодрийяра в момент своего появления в 1981 году была встречена так, словно на ниве идей приземлилась летающая тарелка. Работа отражала необычный и острый взгляд на складывавшийся тогда новый формат реальности. Настолько перенасыщенный множащимся обилием изображений, телевещанием, сообщениями в прессе, рекламой, что это заслоняло грубую действительность и, более того, подменяло ее, служило, – хотя осознавали мы это все реже, – основной картиной повседневности. В некотором смысле вездесущность символического удалила из нашего восприятия сами вещи. Диснейленд, искусственный от и до, как ничто иное, воплощал тогда мир, который только кажется репродукцией: «Прекрасная модель всех переплетающихся между собой порядков симулякров»[82]. Эта точка зрения не изменилась и в 1991 году, во время войны в Персидском заливе, той самой, которой, по словам Бодрийяра, «не было»[83]. Или, иначе говоря, взволновала нас не столько война сама по себе, сколько телевизионная картинка, которая всюду крутилась нон-стоп и словно гипнотизировала («Событие – это товар», – написал тремя десятилетиями ранее Гюнтер Андерс)[84].

Известно, что работа Бодрийяра вдохновила братьев Вачовски на создание цикла «Матрица». Впрочем, то ли они неверно ее поняли, то ли решили, что идея должна быть более радикальной: в их фильмах все происходит в полностью симулируемом, мнимом пространстве, где сполна используется чужое сознание. Будучи чужд такому техно-антиутопическому взгляду, Бодрийяр прежде всего стремился указать на то, что мы все чаще и уже почти повсеместно путаем понятия «медиум» и «месседж», если перефразировать Маршалла Маклюэна, отчего теряется разница между означающим и означаемым: «Ведь современные симуляторы <…> стараются совместить реальное – все реальное – со своими моделями симуляции. Однако речь уже не о карте и не о территории. Кое-что исчезло: суверенное различие между одним и другим, то, что составляло шарм абстракции. Ведь именно различие создает поэзию карты и шарм территории, магию концепта и очарование реального»[85].

Тогда исследование восприняли как пророческое, но теперь, сорок лет спустя, оно отошло в прошлое, если не сказать – устарело. Ведь мы живем уже не в эпоху симуляции, понимаемой как точное воспроизведение явлений, порождающее реалистичную, но в то же время отличающуюся от оригинала картину. Именно в этом смысле – где-то на полпути между выходом в свет «Симулякров и симуляций» и днем сегодняшним – мы, к примеру, называли платформу Second Life[86], появившуюся в сети в 2003 году, «параллельным миром». Таким, который как будто открывает возможность «ставить эксперименты» совершенно нового типа и в других условиях, продолжая при этом соотноситься с элементами реального. В двухтысячных было модно время от времени наведываться в какое-нибудь необычное цифровое пространство, в сообщества единомышленников – «гиков-либертарианцев». Это была возможность сбежать от хмурой и давящей реальности и одновременно, на новых основах, строить связи исходя из «аффинити»[87]. Сходства, как и противоположности, притягиваются.

Понятие «цифровые двойники» продолжило ряд, хотя придумано было совсем для другого. Речь идет о графических моделях в 3D, представляющих собой точную копию реального предмета, – его можно рассматривать в шлеме виртуальной реальности или на экране: это позволяет манипулировать им в искусственной среде, которая кажется совершенно реалистичной. В первую очередь такой способ помогает на практике осваивать навыки выполнения сложных задач – уже не одно десятилетие с помощью авиационных тренажеров так готовят пилотов гражданских воздушных судов или истребителей, а еще так же можно обучать хирургов или техников, обслуживающих чувствительные отрасли, начиная с ядерной и ею отнюдь не ограничиваясь. Проведение операций в условиях, максимально приближенных к реальным, предполагает, что в следующий раз мы встретимся с этой же реальностью непосредственно – и она уже будет знакома нам на чувственном уровне. Речь идет либо о полностью симулируемой реальности, либо о так называемой дополненной (имеется в виду соединение воспринимаемой реальности и синтезированных изображений), но ни то ни другое почти никак не связано с совсем иной формой, возникшей на рубеже 2010-х годов. Благодаря развитию искусственного интеллекта теперь вместо симуляции актуальна принципиально отличная по характеру и масштабу идея – доработанная реальность.

Реализовать ее предполагается вовсе не в каком-нибудь отдельно выбранном – и в целом ограниченном – диапазоне деятельности, но едва ли не во всех областях частной и коллективной жизни. Такой процесс требует разработки все более замысловатых систем. С одной стороны, чтобы анализировать течение реального