Мы что, рожаем? Или то, что вы боялись спросить у акушера-гинеколога - Наталья Викторовна Цалко

операция на сердце, мы знаем, что такое разница резуса и не даем погибать малышам внутри, переливая им в утробе кровь, порой несколько раз. Мы оперируем малыша внутри мамы, исправляя порок по spina bifida, позволяя ему дорасти затем в маме до доношенного срока, родиться и идти, и жить как все, а еще недавно с такой патологией прерывали.

Официально исчез диагноз бесплодие, и большинство женщин в разном, очень разном возрасте познали счастье материнства. Бичом нашего времени является тот самый возросший процент кесаревых сечений, но, повторяюсь, малыш – наш пациент, и за его жизнь должна идти борьба. Но как обратная сторона, многие обращаются к природным свойствам организма, пытаясь минимизировать вмешательства в сей сакральный процесс. И дабы не окунуться вновь в огромный процент материнских и женских смертей, практически при каждом роддоме существует индивидуальное ведение родов, с выбранным врачом и акушеркой по тому сценарию, который проигрывается как мечта в голове рожающей.

Ну а самым большим достижением явилось умение обезболить пациентку без вреда для малыша. Речь об эпидуральной анестезии, хотя обезболить пытались всегда – это огромная отдельная тема, но на сегодняшний день – это лучшее из того, что есть и может быть: адекватная в сознании мать и нетронутый малыш, которому никто не мешает. Но данный метод может быть и не применен, это всегда на усмотрение самой рожающей.

Да и послеродовая депрессия подтверждена как диагноз, а не как некая женская блажь, и это огромное подспорье для многих молодых мам. Кратко говоря, никто: ни мама, ни малыш без помощи не останутся, все достойны жить, причем хорошо. Но у природы еще много тайн, а посему учиться и открывать новое в самом природном и древнем процессе со времен Евы мы не прекращаем ни на минуту.

27. За кадром

История про святого Стилиана

Это были роды коллеги. Я – ответственный дежурный врач, значит, они и мои тоже, отвечать поровну. Роды непростые, к утру экстренно подаемся в операционную. Переводя на русский язык – бежим.

Срочность, конечно, бывает разная, но здесь максимальная, и четко отлаженный механизм подачи в операционную с родов включается на режим турбо. Мгновенно, пока анестезиолог добавляет анестезию, устанавливается катетер мочевой, бинтуются ноги, подписываются документы, снимаются датчики КТГ.

У прекрасного акушера Цепова, чьей легендарной книгой мы восхищались еще со студенчества, есть чудесный рассказ о том, как он любит, когда падает сердце малыша, как точны становятся движения всех. Как секунды растягиваются, и измерение будто немножко не то, а самое главное – все теперь зависит от тебя и не только, об этом и рассказ.

Ситуация непростая, изрядно нервничаем, но это внутри. Никогда нервозность не выдается в движениях, еще этого не хватало. Что же тогда делать пациенту, если врач не в себе. Внутри все может ходуном ходить, во рту кисло от страха, а движения четкие.

У меня на время операции проходят самые чудовищные приступы мигрени, хотя там сплошные триггеры – свет невозможно яркий и звуков много, резких, внезапных. Ни разу не было, чтобы не прошло. Как только зашиваю кожу, осматриваю, рассказываю про то, как дальше и выхожу из операционной, раздеваясь, боль вонзается иглами с новой силой до крика, но пока у стола – адреналин хранит.

Пациентку мчат на каталке, у нас это рядом, пара дверей. Мы на ходу разделись, скинув в груду тряпки, туда же полетел чей-то телефон, мгновенно облачились в хирургическое, моемся[31].

В головах у всех, что скорее всего малыш пострадал, с чего-то же так упало сердце: может пуповина, плацента, что угодно. Пока моемся, каждый в собственной молитве причитает в душе и просит ребенку пощады, а себе сил и разумения.

В операционной все полным ходом: положили, зафиксировали, обработали, накрыли, крик, шум, грохот инструментов. Уже пронеслись на свое место, как молния, детский реаниматолог, неонатолог, лаборант. Согревают детские пеленочки на столике, готовят отсос, кислород, соединяют, треск вскрываемой стерильной упаковки, продувают.

Подключаются к коагулятору операционная медсестра и санитарочка. Учитывая, что ты должен достичь максимума стерильности, начиная от мытья рук, ты можешь делать только определенные действия и то в операционном поле. Тебя одевают, завязывают. А нас трое, санитарочка скачет белкой.

Встаем к столу. Простынь приклеить, повернуть. Можно ли начать? В какой-то момент автоматически спросили мужа, пойдет ли он в операционную. Человек просидел все роды, сейчас явно испугался невероятно. Такой экшен кого угодно взбодрит, а тут увидит, услышит малыша, что с женой все в порядке и успокоится. Но его нет, – был в боксе и пропал, ну мало ли, испугался человек, или не желает идти.

Поворачиваем, шумим, переговариваемся. Объясняем детским докторам, почему мы здесь, и анамнез. И в этот момент открывается одна из шлюзовых дверей, просто отъезжает в стену, и появляется муж с огромной, я бы сказала алтарной иконой некоего святого, который держит несколько младенцев. Потом выяснилось, что это святой Стилиан – покровитель детей, его по-разному рисуют, с одним или несколькими малышами, у нашего были в ладошке.

Размер иконы таков, что муж пациентки держит ее внизу двумя руками и она, практически перекрывает его лицо. Оббежав операционный стол по кругу, мимо детских докторов, анестезиолога с анестезисткой, он добежал до следующей шлюзовой двери и, выставив Стилиана, как щит, перед собой, еще чуть подняв, скомандовал: «Можно, начинайте».

Нашу общую немую сцену, а мы претендовали на второе место по качеству удержания паузы, могли обойти только легендарные артисты БДТ в пьесе «Ревизор» в постановке Товстоногова. Прервала, проглотив громко комок, доктор, которая вела роды, как эхо повторив: «Начинаем». И мы грянули.

Малыш был здоровым и прекрасным, успели, ко всеобщему облегченному выдоху примешался детский громкий уверенный плач, самая большая услада для душей и истерзанного врачебного сердца. Реаниматологи ушли, им не было здесь работы. Неонатолог осмотрела, села писать историю. Малыш остался с мамой и акушеркой, мы заканчивали операцию, святой Стилиан возвышался незыблемо. А внизу у него виднелись ноги в хирургических брюках и на ступнях бахилы, те, которые выдаем отцам на роды.

Все было хорошо, я бы даже сказала – чудесно. И если вы меня спросите о лучших партнерских родах, невольно вспомню эти и улыбнусь. Причем партнер одинаково помог и жене, и врачам. Если и приходить на роды, то максимально готовым ко всему. Он ведь разделся, сбегал в машину, как только увидел суету около жены, взял икону, снова оделся и прибежал в операционную. Хорошим врачом был бы – скорость реакции, умение собраться,