Право и литература. Как Пушкин, Достоевский и Толстой придумали Конституцию и другие законы - Алим Хусейнович Ульбашев

отправления правосудия находились люди, которые хорошо справляются с данной задачей. Судьи, в отличие от адвокатов и прочих юристов, не просто формулируют свои мысли и умозаключения — они делают это в процессуальной форме судебных актов, которые в последующем изменяют правовую действительность (ландшафт) или как минимум влияют на нее. Разумеется, юридическая техника судебных актов, с одной стороны, несколько специфична, но не стандартизирована, то есть составляет довольно большой люфт (усмотрение), — если угодно, дает творческую свободу каждому судье.

А. Х. Ульбашев не может привести ни одного случая эксплицитного использования российскими судьями хоть какого-либо литературного произведения при написании судебного акта, но ему удалось проследить и убедительно доказать воздействие литературы на различные отрасли права (конституционное, гражданское и уголовное), причем как путем прямого влияния, то есть воздействие на конструирование и формулирование нормативных актов, так и косвенного: путем использования лингвистических приемов и методов словесной убедительности (обоснованности) в тексте как судебных, так и нормативных актов.

К сожалению, российская судебная система пока не преуспела в формулировании судебных актов с точки зрения их риторической красоты и литературной выразительности, кроме, пожалуй, особых мнений судей Конституционного суда России. Однако есть примеры и длительные наблюдения (исследования) за формулировками и юридической техникой судов США.

Они доказывают, что есть мудрость ума и мудрость сердца, но они не совсем отделены друг от друга. Данные исследования демонстрируют, что чтение художественной литературы развивает мышление, эмпатию и влияет на принятие решений. Это, пожалуй, главные добродетели для любого судьи и тем более для судьи высших судов.

Так, американские судьи наиболее часто в своих решениях упоминают Уильяма Шекспира и Льюиса Кэрролла.

Восемь других авторов неоднократно появлялись в судебных актах: Джордж Оруэлл (8), Чарлз Диккенс (6), Олдос Хаксли (4), Эзоп (3), Федор Достоевский (2), Уильям Фолкнер (2), Герман Мелвилл (2), Д. Д. Сэлинджер (2).

Двадцать два автора были процитированы по одному разу: Данте Алигьери, Джон Мильтон, Джейн Остин, Овидий, Джеффри Чосер, Даниэль Дефо, Джордж Элиот, Ф. Скотт Фицджеральд, Уильям Голдинг, Натаниэль Готорн, Эрнест Хемингуэй, Гомер, Франц Кафка, Софокл, Гертруда Стайн, Джонатан Свифт, Лев Толстой, Марк Твен, Вергилий, Курт Воннегут — младший, Эдит Уортон, Оскар Уайльд[396].

Тщательное обращение к известным культурным маркерам, включая классическую литературу, поощряется ведущими судьями. «Подумайте о бедном судье, который читает… сотни и сотни таких записок, — говорит председатель Верховного суда США Джон Г. Робертс-младший. — Оживите их жизнь немного… чем-то интересным»[397].

Судья Антонин Скалиа также призвал составителей кратких обзоров «сделать их интересными»: «Я не думаю, что закон должен быть скучным».

«Юридические записки обязательно наполнены абстрактными понятиями, которые трудно объяснить, — продолжил Антонин Скалиа. — Ничто так не разъясняет их значение, как примеры, которые делают серьезные юридические вопросы, которые вы высказываете, более яркими, более живыми и, следовательно, более запоминающимися»[398].

Верховный суд штата Миссури признает, что «литература… отражает общечеловеческие ценности» и тем самым способствует формированию национальной культуры. Тщательные ссылки в кратком обзоре на классиков американской литературы могут, по словам судей Верховного суда США, предложить отличные примеры, которые «оживляют письменную защиту и делают [адвокатскую деятельность] интересной и более запоминающейся»[399].

Профессор М. Тодд Хендерсон (чикагская школа права) опубликовал интересную статью «Цитируя художественную литературу» (Citing Fiction). Он приводит много поучительных фактов о судьях, цитирующих литературные произведения: «Всесторонний обзор более 2 миллионов федеральных апелляционных заключений за последние 100 лет выявил только 543 идентифицируемые цитаты или ссылки на художественные произведения. Из них менее половины — 236 — были использованы риторически, чтобы вызвать у читателя эмоциональный отклик. Этот тип цитирования, который я буду называть литературным цитированием, встречается только примерно в одном из каждых 10 000 федеральных апелляционных заключений»[400].

Данные Хендерсона довольно интересны, но я не согласен с тем, как он оформляет свое эссе и какие выводы он делает. Хендерсон пишет: «Центральное утверждение движения “Право и литература” (которое я буду называть Движением) заключается в том, что чтение художественной литературы может дать судьям знания о том, как решать проблемы реального мира. Например, профессор Марта Нуссбаум пишет, что «роман конструирует парадигму стиля этических рассуждений… из которой мы получаем потенциально универсализируемые конкретные рецепты, привнося общую идею человеческого процветания в конкретную ситуацию». Если это правда и Движение оказало значительное влияние на право, то можно было бы ожидать увеличения использования литературы в судебных заключениях, поскольку судьи обычно ссылаются на работы, которые оказывают непосредственное влияние на принятие ими решений. Мы также должны ожидать, что произведения будут цитироваться по причинам, которые Движение хочет видеть, — чтобы показать, что художественная литература вызвала чувство жалости и сочувствие к менее удачливым и дала возможность высказаться традиционно маргинализированным слоям общества. Ни то ни другое не является правдой»[401].

Стоит предположить, что не существует прямого воздействия литературы на право. Чтение романа Оруэлла «1984» может помочь сформировать то, как судьи воспринимают слежку и власть правительства. Повлияет ли это напрямую на их решения? Скорее всего, нет, если прямые последствия означают, что, если бы не чтение книги Оруэлла, судья, склонный решать дело одним образом, теперь решит его иначе. Но это могло помочь сформировать мышление судьи наряду с другими социальными и культурными событиями в его жизни. Таким образом, может возникнуть косвенный эффект.

Также не очевидно, что литература обязательно делает человека более нравственным, этически безупречным или сопереживающим. Литература тем более не дает прямых ответов юристам, но может развить мышление, рассуждения и навыки интерпретации. Она может дать представления о вопросах юриспруденции, и это может помочь людям видеть между строк, распознавать двусмысленность, различать интерпретации.

Стоит также отметить, что большая часть литературы не является догматичной в отношении какого-либо конкретного этического или морального взгляда, — она часто демонстрирует двусмысленность и напряженность в различных идеях.

Литература редко имеет прямое отношение к какому-либо конкретному случаю. Она не имеет особой власти над судьей, это не прецедент, не предоставляет силлогистического аргумента или полного анализа конкретной проблемы. Но она все еще может оказать влияние. Судья может рассуждать, интерпретировать, думать и воспринимать вещи по-другому, прочитав определенные литературные произведения. Однако нет простого и объективного способа измерить это.

Профессор Хендерсон также приводит интересные статистические данные.

Из 110 судей Верховного суда США только 21 когда-либо ссылался в своих решениях на авторов или какие-либо работы[402].

В Верховном суде почти три четверти литературных цитат относятся к особым (dissenting opinions) или совпадающим (concurring opinions) мнениям (63 процента — к особому мнению; 27 процентов в большинстве; 10 процентов согласны). В окружных судах, напротив, в основном верно обратное: около 64 процентов мнений большинства и 36 процентов особых и совпадающих мнений[403].

Существует