Право и литература. Как Пушкин, Достоевский и Толстой придумали Конституцию и другие законы - Алим Хусейнович Ульбашев


Право и литература. Как Пушкин, Достоевский и Толстой придумали Конституцию и другие законы читать книгу онлайн
Всесильный Воланд, трусливый Хлестаков, плутоватый Бендер, принципиальный Левин — все эти персонажи знакомы нам со школьной скамьи. Но мало кто задумывается о том, как тесно связаны литература и право в России. Мог ли Раскольников не совершать преступление? В чем суть аферы Чичикова? Как Онегин, князь Болконский и братья Карамазовы помогли юристам написать Конституцию и другие законы? Алим Ульбашев — кандидат юридических наук, правовед и писатель — рассматривает современные законы сквозь призму отечественной литературы. Эта книга — попытка осмыслить, как художественная литература меняла представления о человеке, его правах и свободах и задавала тон общественным дискуссиям в нашей стране на протяжении целых столетий.
Но и в таких условиях люди, пускай и украдкой, влюбляются, заботятся друг о друге, а главное, продолжают мечтать. Встречи с нумером I-330 меняют Д-503 и его натуру настолько, что он даже чувствует себя больным. В медицинское бюро, в которое приходит главный герой из опасений за здоровье, ему ставят неутешительный диагноз: «По-видимому, у вас образовалась душа»[186].
Мечтающий человек, к тому же наделенный душой, крайне опасен для Единого Государства, потому что такой человек обязательно прозреет и никогда не смирится с бесправием и несвободой. Когда власти узнают о готовящейся революции, они повелевают гражданам пройти через Великую Операцию, то есть удалить из мозга центр фантазии. Люди, не способные мечтать, не будут представлять угрозы Единому Государству, а станут покорно исполнять любые приказы.
Для Замятина местоимение «мы» наполнено трагическим и драматическим содержанием. Для него «мы» — антитеза «я»: «мы» не умеют любить, жалеть, мечтать, самостоятельно принимать решения; все это доступно лишь «я».
В 1920 году Замятин становится свидетелем зарождения Советского государства, которому и посвящает свой роман. Социалистическое устройство, где всякий индивидуализм признается буржуазным пережитком, вызывает в авторе глубокое отвращение и отторжение. Посыл романа прозрачен: обществом, где человек лишен личной свободы, удобно управлять, но оно абсолютно не пригодно для жизни, там «я» растворяется в «мы».
В свою очередь, преамбула Конституции 1993 года находит удачный компромисс между «я» и «мы». Здесь не только вводится общая категория («мы» как народ Российской Федерации), но и подчеркивается индивидуальность каждого гражданина («утверждая права и свободы человека…»). В свою очередь «мы» — это не математическая сумма множества «я», а общность истории, традиций и будущего конкретных людей, проживающих на территории России.
«Мы» в конституционной преамбуле наиболее полное и значимое понятие, но при этом оно не подчиняет человека, не превращает его в безропотный «нумер», а наделяет широкими правами и признает его индивидуальность.
И все-таки кто это — мы? Сегодня большинство наших соотечественников называют себя россиянами. Примечательно, что в обиходе это слово появилось сравнительно недавно, после распада Советского Союза, хотя в русском языке использовалось и раньше. В одном из первых стихотворных опытов Пушкина, относящихся к царскосельскому периоду, читаем:
О, громкий век военных споров,
Свидетель славы россиян!
Ты видел, как Орлов, Румянцев и Суворов,
Потомки грозные славян,
Перуном Зевсовым победу похищали…[187]
В приведенном отрывке слово «россияне» употребляется в возвышенном, исполненном пафоса стиле.
Поначалу, после принятия Конституции, мало кто в России идентифицировал себя так. Однако со временем — в том числе благодаря литературе — это слово проникло в бытовую речь. Первый президент России Борис Ельцин немало поспособствовал тому, чтобы этот термин окончательному вошел в нашу повседневную жизнь. Глава государства активно использовал в своих выступлениях обращение «дорогие россияне» наравне с «дорогими соотечественниками».
Сейчас слово «россиянин» можно услышать в разговоре случайных прохожих на улице и на уроках в школах, оно часто встречается в заголовках газет: «Россияне рассказали, как проведут новогодние праздники», «Россиян предупредили о росте цен» и так далее. Это само по себе свидетельствует о важных изменениях в российском обществе: сформировалась самоидентификация граждан, заложены основы общенациональной гражданственности, ощущается наше «мы».
«НЕ ДУМАЙТЕ, ЧТО РЕСПУБЛИКА — ЭТО ПИРОГ, ОБЪЕДЕНИЕ»
Статья 1
1. Российская Федерация — Россия есть демократическое федеративное правовое государство с республиканской формой правления.
2. Наименования Российская Федерация и Россия равнозначны.
Первая статья Конституции дает краткий, но вполне исчерпывающий юридический портрет российской государственности: демократия, федерация, республика. В этом ряду особенно важно слово «республика», что переводится с латыни как общественное, то есть общее дело. Выходит, по Конституции Россия есть общее дело каждого из нас, ее граждан.
Путь России к республике был долгим и тернистым. Первые республики (господарства) возникли в древних Пскове и Новгороде. Там землями управляли не единоличные владыки, а боярские советы, вече и князья, причем сообща. Разумеется, подобное управление все еще нельзя назвать демократическим: в нем, как под микроскопом, видно феодальное неравенство и сословность, не изжито бесправие женщин и иноверцев.
Рассмотрение вопросов на вече мало напоминало современные заседания в европейских парламентах, где спикер палаты любезно вызывает депутатов к микрофону и просит соблюдать регламент. Знать, духовенство, бояре и прочие горожане — свободные мужи — собирались на центральной площади, чтобы шумно обсудить общие проблемы и принять решение не поименным голосованием, а выкриками из толпы. Несмотря на множество различий между вече в средневековых русских городах и современными парламентами, нужно отдать должное псковичам и новгородцам: они первыми осознали значение народного представительства и сделали шаг навстречу республиканским идеалам.
В остальных русских княжествах — от Киевского до Московского, от Тверского до Владимиро-Суздальского — в период феодальной раздробленности преобладал традиционный авторитарный способ управления землями под началом местного князя. После создания единого Русского государства в конце XV века именно эту форму управления и воспринял государь всея Руси.
К XIX веку в российском общественном сознании и прежде всего в среде прогрессивной интеллигенции зарождается миф о народе как о хранителе универсальной житейской мудрости. Плохими могут быть отдельные крестьяне, разночинцы, чиновники, попы, губернаторы и даже самодержец, но народ всегда священен, его авторитет непререкаем. Однако литература отказывалась принимать этот благостный образ и всячески его ломала.
Например, описывая запорожское казачество, Николай Гоголь подробно говорит о буднях Сечи: «…хмельные казаки в числе нескольких человек повалили прямо на площадь, где стояли привязанные к столбу литавры, в которые обыкновенно били сбор на раду»[188]. Бесстрашные, храбрые, отчаянные в бою, казаки здесь не похожи на былинных богатырей. Они обескураживают безответственностью и ветреностью. Отправляясь для голосования в раду, они не осознают последствий своих решений, голосуют совсем необдуманно.
«Некоторые из трезвых куреней хотели, как казалось, противиться; но курени, и пьяные, и трезвые, пошли на кулаки. Крик и шум сделались общими. Кошевой хотел было говорить, но, зная, что разъярившаяся, своевольная толпа может за это прибить его насмерть, что всегда почти бывает в подобных случаях, поклонился очень низко, положил палицу и скрылся в толпе»[189]. Так казаки приступают к выборам нового кошевого — правителя коша, казацкой общины. Все проходит спонтанно, с задором и драками.
Гоголь, как самобытный воспеватель родного края, не высмеивает земляков и не желает показать их несуразными. Однако, по его мнению, подобные сцены достоверно отражают упрямый нрав и характер казаков,