Искусство рассказывать истории - Габриэль Гарсия Маркес

сборная Бразилии может тягаться со сборной мира. Я имею в виду, с шансом на успех.

Габо. Приберегите иронию и шуточки для фильма.

Маркос. Тогда я воздержусь и не скажу то, что собирался: вечеринка должна быть зрелищнее карнавала в Рио.

Габо. Эта вечеринка – настоящий кладезь, над ней можно работать как над отдельным мини-фильмом и делать все, что хочешь: речи, воздушные шары, флаги, свистки, дефиле нашего быка… Вечеринка заканчивается на рассвете. Все танцуют танго, затем поют национальный гимн. И все одеты в парадную одежду – кроме футболистов: они, естественно, в форме.

Маркос. Вечеринка начинается с государственного гимна. А тем временем на кухне режут быка.

Габо. Но показать это нужно с точки зрения героини.

Маркос. А почему бы и нет? Можно сделать так: вечеринка начинается с государственного гимна и заканчивается танго. В начале вечера героини еще нет, а в финале она танцует.

Габо. Единственная функция танго – подарить нашей парочке момент триумфа: они будут коронованы как «серебряные аргентинцы». Потом со счастливыми лицами поворачиваются к камере и – ран-ра-раран… – поют гимн. Завершить фильм танго или гимном – совершенно разные вещи. Если просто закончить танцем, возникнет ощущение, что чего-то не хватает.

Маркос. Государственный гимн в два часа ночи – не очень-то правдоподобно.

Рейнальдо. Все присутствующие стоят по стойке смирно, прижав руку к груди, и поют. Они чувствуют вдохновение.

Сесилия. Апофеоз патриотического чувства.

Маркос. Мне все еще непонятен порядок событий.

Габо. Героиня в номере. Снизу доносится шум – вечеринки или праздника, – который не дает ей покоя. И не говори мне, Маркос, что этого не может быть, потому что вечеринка проходит десятью этажами ниже. Ты же творец. Режиссер делает со звуком все, что хочет. Поэтому она спускается и пытается покинуть отель. Не получается. Выходить запрещено. Она едет на лифте, выходит в каком-то подвале, видит табличку «Запасный выход», толкает дверь, за ней коридор, поворачивает направо, толкает еще одну дверь… и оказывается на кухне. Там она видит, как разделывают быка. Поскольку она не может выйти из отеля, то идет обратно: снова поднимается на лифте, возвращается в номер и падает на кровать. Внезапно в дверь стучат. Это тележка с едой, которую прислал аргентинец.

Роберто. Почему бы не вернуться к идее параллельного монтажа? На вечеринке поют гимн, а на кухне режут быка.

Габо. Зачем?

Роберто. Получится метафора страны.

Габо. Зачем?

Роберто. Если бы я знал, я предложил бы не образ, а текст.

Габо. Если бы ты знал, ты бы сказал.

Роберто. Это не всегда возможно.

Габо. Хорошо. Опиши образ, чтобы мы могли его представить.

Роберто. Когда героиня попадает в подвал и проходит по последнему коридору, до нее доносятся звуки гимна. Родина будто ее преследует. Героиня хочет бежать, но повсюду натыкается на национальные символы. Доходит до кухни, а там разделывают быка: два-три жестоких плана, с мясниками… Она убегает и идет в зал, где все стоят и поют гимн. Что читается на ее лице? Удивление или отвращение? Я думаю, здесь может быть наводящая на размышления метафора.

Габо. Которая, однако, противоречит жанру, меняет исходный замысел и, помимо всего прочего, технику повествования, поскольку почем зря вводит параллельный монтаж. Я настаиваю, чтобы мы рассказывали историю без излишних тонкостей, и тогда получится чистая комедия.

Глория. Гимн в конце – кульминация. Словно мы наконец отмечаем истинную встречу наших героев. Мы бы даже могли показать эту парочку в самолете, на обратном пути, используя в качестве предлога слова гимна: «Там, в небе, орел-воин…»[38]

Габо. Пожалуйста, давайте не будем забывать про структуру. Нужные сцены придут, но сначала надо построить загон, чтобы зверушки не разбежались.

Маркос. Она оказывается на кухне, выходит в коридор, ее тошнит, и она возвращается в комнату.

Габо. Мы все-таки пришли к метафорам. Сцена, где разделывают быка, – отсылка к военной диктатуре. Кровь вызывает у героини такой ужас, что она запирается в номере, чувствуя себя невероятно подавленной. И тут стучится в дверь аргентинец. Привозит тележку с едой, с флажками и всем остальным. «Если гора не идет к Магомету…» Она поднимает крышку, перед ней большой кусок мяса. В ее глазах ужас. Парень уходит, пожелав приятного аппетита и повторив приглашение на вечеринку. Затем героиня размышляет. Она приехала сюда, гонясь за химерой, фантазией, вызванной россказнями пациентки, а попала в реальность, которая кажется еще более фантастической. Жизнь продолжается. Так устроен мир, поэтому ей приходится смириться. Она встает и начинает одеваться, но зритель этого не видит. Теперь мы переходим к парню на вечеринке и смотрим на появление героини его глазами. Он встает и предлагает место за своим столиком. В этот момент оркестр играет танго, и все выходят танцевать. Герои танцуют так хорошо, что все расступаются и оставляют их одних в центре зала. В конце раздаются аплодисменты. На них направлены прожекторы. Она сияет; сейчас она аргентинская гранд-дама, представительница аргентинских женщин. Все начинают петь гимн, и они присоединяются к хору голосов. Конец. Если это не фильм – причем фильм, который можно продать, – то я ни черта в этой жизни не понимаю!

Сокорро. А что с закадровым голосом?

Габо. Мы пока не знаем, но подозреваю, что когда она посмотрит в зеркало, то услышит голос за кадром. Или голоса, ведь она тоже рассуждает, помните, и «слышит» себя. Она мысленно восстанавливает разговор в кабинете, хотя теперь на месте пациентки она сама. Кроме того, «капитуляция» по итогам этого разговора мнимая – потому что героиня принимает свою реальность, реальность собственной жизни.

Маркос. Почему она решается пойти на вечеринку?

Сесилия. Потому что провела самоанализ.

Роберто. Для меня это неясно. И думаю, все дело в их первой встрече. Мы не решили эту проблему.

Габо. Ты же не думаешь, что она спускается, потому что влюбилась в парня? В лучшем случае она влюбится в него после того, как они переспят, но теперь ей просто хочется пофлиртовать.

Элид. Аргентинец стал заменой музыканту.

Роберто. Я не думаю, что они должны переспать – по крайней мере, не в этом фильме. Во-первых, мы толком не знаем этого парня и, во-вторых, именно поэтому не описали их первую встречу.

Габо. Почему бы нам не оставить новые предложения до тех пор, пока не будет готова структура? В противном случае мы разрушим то, на чем сошлись минуту назад, а этого допустить никак нельзя. Сначала сгруппировать зверушек, а затем – отправить в загон.

Сесилия. У меня все записано. Здесь в пункте тринадцать сказано: «Героиня возвращается в номер, затем приезжает тележка с едой, она смотрится в зеркало и, наконец, сдается».

Габо. Спускается на вечеринку, знакомится с парнем и танцует танго.

Роберто. В роскошном бело-голубом платье – в цветах флага.

Сесилия. Пункт четырнадцать: «Мы видим ее появление глазами аргентинца».

Рейнальдо. Она обретает себя. Теперь она может назвать себя Либертад Ламарке[39]. Или, еще лучше, Империо Архентиной[40].

Габо. А фильм можем назвать – «Последнее танго на Карибах».

Рейнальдо. Танец – это отсылка к Рудольфу Валентино[41], как и вертолет – к «Сладкой жизни»… Я имею в виду сцену, когда Валентино танцует, его показывают в профиль, крупным планом, и вдруг он подходит к камере и… Эта сцена была эпохальной.

Габо. Сначала танцуют все, но в конце герои остаются вдвоем. Что ты думаешь, Маркос? Есть ли что-то в этой истории, что тебе не нравится?

Такой страшный ад

Маркос. Единственное, что мне не нравится, это как мы подходим к изменению поведения, к ее решению пойти на вечеринку. Слишком поспешно. Порядок действий такой: она видит расчлененного быка, ее тошнит; героиня возвращается в свою комнату; приезжает тележка с ужином; она смотрит на мясо, и ее снова рвет; она ложится на кровать и плачет, чувствуя себя самой несчастной на свете… И тогда начинается диалог перед зеркалом? Чтобы человек, оказавшийся в такой ситуации, смог принять решение одеться, собраться, прийти с улыбкой на вечеринку… Думаю, нужно кое-что посерьезнее, чем