Достоевский в ХХ веке. Неизвестные документы и материалы - Петр Александрович Дружинин

в Сан-Паулу, занимался переводами и преподаванием; причем в интервью 1957 года он отдельно упомянул, что начинал изучать русский язык и совершенствовал его в общении «с советскими солдатами, оккупировавшими часть Германии»[206]; ныне его именем названа улица в этом бразильском городе.

Как в жизни любого представителя духовенства при тоталитаризме, его служение было неразрывно связано с разведывательной деятельностью: в годы войны он вынужденно помогал службам разных стран (английской, французской, американской); в 1948 году был официально завербован ЦРУ и действовал преимущественно в среде русской эмиграции; при этом документы отмечают его приверженность «великорусским идеям», бескорыстие в помощи эмигрантам[207]. Ван Куцем придерживался убеждения, что православное духовенство в России полностью разрушилось под гнетом НКВД, и видел путь возрождения России в установлении там католичества[208]. Оценив его способности как агента, но учитывая как тесные связи с Ватиканом, так и сочувствие к императорской России, ЦРУ сочло целесообразным ограничить его деятельность «поиском личностей и талантов» в русской среде[209]. Причем контрразведка США (CIC) считала его двойным агентом, работавшим в основном на Ватикан, а также предъявляла ему претензии в неразборчивости в его гуманитарной помощи русским, на что был получен следующий ответ Ван Куцема: «Я помогаю всем, кто нуждается в духовной или материальной помощи, будь они русские или нет, советские или нет»[210].

Именно Ван Куцем привел Евгению Достоевскую в американскую агентуру. Ее отрывочные анкетные данные в рассекреченной части документов ЦРУ позволяют дополнить портрет этой представительницы рода Достоевских[211]. Она родилась 24 декабря 1898 года в Москве, по национальности малороссиянка, в начале войны жила в Пятигорске с матерью, работая в музыкальном театре. Оказавшись в 1942 в оккупации, Е. А. Достоевская продолжила работать в театре, одно время жила в Алупке неподалеку от Воронцовского дворца[212], а в 1943 году вместе с труппой была поочередно эвакуирована в Симферополь, Запорожье, а затем оказалась в Берлине. Переехав в начале 1944 года в Австрию, она поселилась с матерью в Мариенкирхене и взялась за литературное творчество – как театральный критик и как мемуарист; ее мать умерла летом 1946 года.

Не совсем ясно, когда именно она была завербована, но уже в 1951 году Евгения Достоевская – активный агент в группе Ван Куцема. Она занимается вербовкой в Австрии советских специалистов, активно участвует в конспиративных разведывательных мероприятиях ЦРУ с целью перемещения перебежчиков на Запад[213]. В документах ЦРУ она характеризуется как сторонница русского национализма, причем ей придается важность («a key figure») для будущих операций в Вене и советской зоне оккупации[214].

В 1952 году, практически в памятные дни Ф. М. Достоевского, она в числе других немецких эмигрантов подписывается под воззванием «Ко всей политической эмиграции», которое начинается словами:

Мы, беспартийные антикоммунисты, политические эмигранты беженцы из тоталитарного Советского Союза считаем, что борьба против большевизма до полного его крушения является необходимой предпосылкой избавления наших народов от политического, национального и социального рабства, а всего человечества – от нависшей угрозы коммунистической агрессии[215].

Однако о ее карьере в ЦРУ после 1952 года мы ничего не знаем, поскольку соответствующих материалов среди рассекреченных документов ЦРУ нет.

Большие надежды

Победа в Великой Отечественной войне, вырвавшая Ф. М. Достоевского из вражеских рук, казалось, открывала ему широкие перспективы, в том числе и на возобновление научных исследований о писателе. Особенно был активен А. С. Долинин, который, пользуясь приближением юбилейного 1946 года, постарался вернуть писателя в когорту разрешенных авторов. 25 мая 1944 года ученый выступает в Пушкинском Доме с докладом о работе Достоевского над романом «Подросток»[216] и готовит обзор «Творчество Достоевского в историко-литературной науке 1918–1945 гг.»[217].

О своих грандиозных планах А. С. Долинин решил поставить в известность и тех, от кого зависело их осуществление, – литературоведов в аппарате ЦК ВКП(б). Прежде всего, 14 сентября 1945 года он отправил письмо зам. зав. отделом художественной литературы Управления пропаганды и агитации ЦК Г. И. Владыкину, с которым был давно знаком по Ленинграду:

Дорогой Григорий Иванович,

Кончается 1945‑й год и приближаются юбилейные даты Достоевского, из которых третья дата – 125 лет со дня рождения – не может не быть отмечена[218].

Вы знаете о тех работах моих, которые вполне готовы к печати: 1) т. IV Писем, 2) том первый моей монографии и 3) черновые материалы к «Подростку», приготовленные мною для Издательства Академии наук по заказу Пушкинского дома. Судьба т. IV Писем Вам хорошо известна. Монография была дважды поставлена в план Госиздата и дважды снята. Материалы к «Подростку» дошли уже до типографии, помешала война.

Горестно мне очень, дорогой Григорий Иванович, видеть плоды моих долголетних трудов в состоянии, – ну, как бы это сказать, – в состоянии анабиоза, что ли. Но речь не обо мне. Мне кажется, события последних лет в связи с Отечественной войной, наша роль общеевропейская, вернее мировая, наше место среди славянских народов и т. д. должны изменить кардинально отношение к Достоевскому. Отметая все ненужное и отжившее в его творчестве, сделать достоянием масс то великое, что имеется в его искусстве, за что Горьким был приравнен он, по гениальности, к Шекспиру. Не мне судить, насколько мои работы нужны и ценны в этом отношении, я ведь хочу только одного – движения с мертвой точки, чтобы больше не замалчивали его.

Одновременно с письмом к Вам пишу А. М. Еголину. С Вами говорю откровенно. Вы будете ответственны перед историей, если совершите, с моей точки зрения, величайший грех против памяти величайшего из мировых писателей в наступивший год юбилейный[219].

А. М. Еголин работал в тот момент там же, где и Г. И. Владыкин – он занимал пост начальника отдела печати и зам. начальника Управления пропаганды и агитации ЦК ВКП(б), и его точка зрения важна для понимания текущего момента. А. М. Еголин в целом сочувственно относился к А. С. Долинину (вообще, старые ленинградские литературоведы видели в этом чиновнике скорее своего союзника, нежели врага); он ответил ученому 14 ноября 1945 года:

С окончанием войны появились перспективы издания литературоведческих книг. Вашу монографию <о романе «Подросток»> следует представить в Гослитиздат на рассмотрение. Юбилей нашей общественностью будет отмечаться один – 125 лет со дня рождения Достоевского.

Но статьи могут печататься в журналах и в январе и в феврале. Возобновлен с 1 января 1946 года журнал «Литературное творчество» (прежнее название его «Литературная учеба»), редактор Ф. М. Головенченко, там Вы и можете поместить свои статьи о Достоевском[220]. 4 том писем <Достоевского> надо выпустить в 1946 году[221].

По-видимому, так оно и предполагалось, однако не осуществилось: в 1946 году общественность юбилей практически не заметила, хотя робкая статья критика В. Б. Александрова к 125-летию Ф. М. Достоевского в «Огоньке», казалось, прокладывала пути к будущему очищению имени классика – начиналась она с того, что Достоевский был назван «одним из величайших русских и мировых писателей», а когда речь шла о его реакционности, то делались многочисленные оговорки: «„Поздний“ Достоевский отказался не от всех стремлений и чаяний своей юности. В его позднем творчестве не только мистические беседы старца Зосимы, но и знаменитый „бунт“ Ивана Карамазова; не только проповедь смирения, но и требование подвига»; «Достоевский верил, что будущее русского народа неразрывно связано с будущим свободным и справедливым обществом <…>; он верил в это будущее всем сердцем»; в противовес Бальзаку Достоевский сказал «новое, особое слово русского романиста в мировой художественной литературе»; и здесь же Достоевский превращен в оппонента ницшеанства:

Среди философских тем Достоевского нельзя, разумеется, не упомянуть о его критике тех взглядов, которые впоследствии стали известны как ницшеанские. Редкостное явление в истории мысли: Достоевский не знал Ницше и начал свою критику в те годы, когда философия Ницше еще не сложилась; он «заранее» критиковал ту идеологию, которую мог только предвидеть. Он угадывал, что индивидуализм, антиобщественность в крайнем своем выражении порождают агрессивное