Русский святочный рассказ. Становление жанра - Елена Владимировна Душечкина

хоть не мертвец, но разбойник, то еще больше присмирели, боясь, что родителя станут бранить их за безрассудный поступок, а с Ниной сделалась сначала лихорадка, а потом горячка, так что никто не спал в эту ночь, потому что Нина была в жару и бредила.

На следующий день она сильно расхворалась и то забывалась, то снова бредила. Привезли земского доктора; тот только покачал головой.

— Неужели умрет? — спрашивали мы.

— Бог знает, — отвечал он.

В крещенский сочельник Нина лежала мертвая на столе, а вокруг нее плакали родители, сестры, знакомые и я.

Вот что значит погадать у погоста.

А. Н. Севастьянов

Завело[841]

Канун Рождества… конторские занятия кончены… итоги подсчитаны, пробелы прографлены… я захлопнул книгу, быстро простился с служащими и еще быстрее выбыл из конторы…

— Извозчик! В Красное село и на Курский вокзал!

— Пожалуйте, сударь…

Старикашка подал свои крохотные санки, встряхнул пояс и молодцевато передернул вожжами…

— Э-э-эх, ты… серопегая!

Лошаденка затрусила… Санки заерзали по ухабам, завиляли, обгоняя встречных, и быстро помчались…

Я поплотнее закутался в шубу.

Весело было так на душе… Все с радостными лицами попадаются навстречу. Старушка ли в потертом салопе, таща под мышкой кулек и в руках завязанную в тряпочку кринку молока; мальчишка ли с елкой, дворник ли с книжкой, чиновник ли с портфелем — у всех одинаковые, неделовые, веселые, добродушные лица. Хоть и видишь, что хлопочут они, а радостно как-то хлопочут, и выражения лиц у всех радостные, приветливые… Так вот и хотят они вскрикнуть друг другу: «С наступающим праздником вас!..» Точно так же было и со мной… Благополучно оконченные занятия, ласковое прощание с начальством, дружеское пожелание сослуживцев, наступающий праздник, а главное — хорошая, теплая, тихая погода радовала меня в этот день, потому что ночью- то мне предстоит поездка, и не маленькая…

Я собирался в деревню к родным.

«Что-то Матрена Семеновна… приготовила мне чай или нет? — думал я про квартирную хозяйку. — Если не готов, то без чая не уеду… Завязал ли Андрей багаж?..»

Багаж, однако, был приготовлен, и горячий чай стоял на столе.

— Покушай, батюшка, покушай на дорожку-то… вот я тебе закусить еще дам…

— Право, Матрена Семеновна, ни пить, ни есть что-то не хочется… Так захотелось домой…

— Успеешь, батюшка, — добродушно ответила Семеновна, — а сытому-то будет гораздо лучше… Дорога ж, вы говорите, не ближняя?

— Да, верст полтораста…

— Ну вот, батюшка, видишь…

Матрена Семеновна зашмыгала в кухню, принесла мне разогретую картофельную котлетку, подала две ватрушки с маком — мои любимые, и сладкого пирожка…

— Поешь, батюшка, поешь, а там, что Бог даст.

Добрая эта Матрена Семеновна!

Как она меня укутывала в дорогу, советовала надеть валенки и предлагала даже для завтрака захватить еще лепешечек с маком, да я отказался.

Положительно мне не пилось и не елось… Мысль об дальней поездке, о встрече с родными отнимала весь аппетит…

Пока дворник Андрей выносил извозчику багаж, я уже окончил чай и закуску…

— Ну, с Богом, батюшка… — провожала меня Матрена Семеновна, — дай тебе Господи счастливого пути да радостной встречи с родными.

— Спасибо, дорогая Матрена Семеновна… Спасибо, голубушка! Жди меня после Крещенья…

— На все святки отпустили?..

— На все!.. То-то нагуляюсь я!

— Дай тебе Господи!..

Я помолился иконам, простился с Матреной Семеновной, сунул Андрею «с праздником» и покатил.

— Но… эй ты, серопегая!.. — захлестал опять возница лошадь.

Санки заныряли по ухабам. Мы тронулись.

— Как тебя звать, дядюшка? А ведь тепло стоит… — сообщил я свою думушку вознице.

— Якимом… Тепленько, сударь… Тепленько Господь дал для праздничка.

— Смотри, на тротуарах-то лужицы, а небо-то синее… это значит, что и завтра тепло тоже будет…

— Лужицы-то лужицы, а на завтра, что Бог даст… очень эта синева подозрительна… Как бы за ночь не надвинула… — ответил возница, погоняя лошадь.

«Авось не „надвинет“», — подумал я и взглянул пристально на небо.

Небо темное, темное, синее, тучами скрыто… Несмотря на то, что уж смеркалось, ни одной звездочки не было видно… С запада подул ветер и все сильнее и сильнее потянул он.

И в самом деле, пожалуй… «надвинет», а может и нет…

В вагоне метели бояться нечего, а вот на лошадях, в чистом поле… Авось «не надвинет», утешал я себя мыслью и решил, что если погода изменится, то заехать к сестре в Лопасню, что от станции двух верст нет, а если «не надвинет», то проехать прямо домой в Семеновское…

Домой, положим, гораздо интереснее ехать… во-первых, встреча с матушкой, с тетушкой, с младшими сестрами, а главное, праздничек этот хочется встретить не где-нибудь на чужбине, а под родительским кровом… этому обычаю я придерживался не один год и решил по возможности не изменять…

В вокзале народу множество. Однако же с приплатою к билету сорока копеек услужливый артельщик билет мне достал без затруднения; проводил в вагон, помог усесться, раскланялся и пожелал «благополучного пути».

«Скоро ли?» — думал я, сидя в вагоне, посматривая в обталое окошечко на платформу, где бегали и суетились пассажиры… Второй звонок… Чрез четверть часа третий… А ведь на улице, должно быть, морозит!.. Несмотря на то, что я дыханием постоянно поддерживаю отталость окна, оно начинает заволакиваться дымкою, а затем покрывается цветочками…

При свете фонаря на спинах проходящих мимо окна заметны порхающие снежинки…

«Не надвинуло бы», — вспомнил я слова своего извозчика и тревожно прошелся по вагону, запахнулся теплей шубой и сел в уголок…

Вагон быстро наполнился… Начался говор, шум, кто-то и с кем-то уж заспорил… Наконец третий звонок, свисток обер-кондуктора, свист паровоза, и поезд пошел.

Закачало, заколыхало опять… Что-то задребезжало, и оставшиеся на платформе лица, багажная тележка и, наконец, самая станция побежали назад…

Поехали! Тронулись… «Слава тебе, Господи!» — послышались возгласы. Некоторые крестились.

Я снял шапку, перекрестился тоже и произнес: «Дай Бог благополучия, дай Бог, чтоб „не надуло“…»

Трам-там-там… Тара-ра-рам-там-там… говорили колеса…

Фью-фью-фью… То и дело доносились свистки паровоза. Наконец, они стали все реже и реже. Колеса загремели плавнее. Фонарь на стене с вставленной и зажженной свечой задребезжал без перерыва, поезд пошел быстрее.

Пропали из окна освещенные здания, взамен их потянулись длинные темные сараи, склады и запасные вагоны.

Пропали и они… Мелькнула освещенная первая будочка сторожевая и тоже вдруг скрылась… Поезд выезжал за город. В окнах стал виден общий темный фон полей, силуэты кустарничка можно было различить от освещения сыпавшихся из трубы паровоза искр… Наконец, и это прошло… Искры стали уноситься ветром дальше, темнота становилась гуще, а общий фон полей и леса все