Русский святочный рассказ. Становление жанра - Елена Владимировна Душечкина

— Дорогу, барин, не потерять бы…

— Да уж, брат, смотри…

— Видите, темь-то какая… — как будто оправдывался Данило. — Вешек никак не различишь, всех снегом замело…

— А что, как собьемся, Данило?..

— Ничего, сударь… Тут-то Бог милостив… а вот под Угрюмовым, в Угрюмовой роще, там точно что опасливо.

— Что?.. шалят там? — спросил я его, потому что мне, Бог знает почему, подумалось в эту минуту именно про разбойников.

— О, этого пока Бог миловал в наших краях… я не про то… — ответил Данило, — а только… — и он опять как-то таинственно и загадочно окончил речь…

— Что ж там? Волков много?

— Это есть… да нынче везде их много, а только там «нечистое», сударь, местечко есть…

— Чем же оно нечистое?.. Вот те раз… Среди леса?..

— Да… тем, сударь, нечистое, что там «заводит».

— Кто же это «заводит»?..

— Кто — разумеется, нечистый…

— С чего это он? — попробовал я пошутить, но ямщик мой был серьезен.

— Да как, сударь, заводит-то! — продолжал он робким, низким голосом. — Нынче в зиму пятеро с этого места на тот свет ушли… в лесу трое замерзло, а двое утопли в речке Лютарке… Она, сударь, тут недалече протекает и самым почти лесом, а берега ее обрывистые такие… В эдаку темь, прости Господи, так туда с конями и полетишь, а она не замерзает.

— С чего же тут «заводит»? — пробовал я узнать причину поселившейся тут «нечисти».

— Эх, сударь… только поминать-то тут «ее» опасливо, а расскажу, пожалуй, на кого мы грешим в этом деле… Угрюмовского барина Щелкодавова слыхали?.. — спросил Данило, вполне оборачивая ко мне лицо с белыми усами и бровями…

— Да… Но ведь его давно уж тут нету?..

— Теперича-то нету… — сплюнул Данило. — Теперича это имение его купил угрюмовский же перчаточник Кочетков, а рощу-то — шеглятьевский Волков.

— Чему же тут причиной угрюмовский барин?

— Да вот, сударь… Я расскажу вам… У этого угрюмовского барина, у Щелкодавова, была усадьба тут за рощей недалече… Да и сейчас она есть… Дом, пристройки и все такое, а за домом-то, где теперь эта самая роща, — сад у него был разделан. Теперь, конечно, заглохло все, потому что Кочетковы поддерживать его не хотели, да и роща, говорю, перешла к Волковым. Бывало, Щелкодавов приезжал на лето сюда в Угрюмово… Была у него, сударь, жена… Народ говорит, что она не законная жена ему была, а полюбовница, да кто их знает… только жили-то они между собой очень хорошо… Бывало, сюда приедут… все вместе и вместе… Гулять ли, кататься ли, в гости ли куда!.. И к ним много гостей приезжало… Бывало, какие пиры задавал в угрюмовской усадьбе, просто роскошь… Исправник иногда приезжал… Фиверки пущались… Балы бывали богатые… одно слово, по-петербурски… На одном из таких балов барин и схлестнулся с какой-то баринькой… Тоже жена чья-то… Кто говорит серпуховского доктора, кто говорит — мировиха… Пошли у них с Щелкодавовым шуры да муры… Должно быть, его жена прознала про это, аль, может быть, он тиранить ее стал, только она взяла да в пруду, что в этой роще-то, и утопилась…

Данило опять сплюнул через зубок и побарабанил рукояткой кнута об передок саней.

— С этой поры и пошла в упадок Щелкодавовская усадьба; с этой же поры и заводить тут стало… Пруд этот, в котором утопилась барыня, засыпали, и, говорят у нас, кто на это место попадет, тот на тот свет пойдет, а кто мимо пройдет, того только «заведет».

«Как это „заведет“?.. Не может быть, чтобы какая-нибудь особая таинственная сила тут руководствует», — думал я, слушая рассказ ямщика…

— Вот, брат, смотри на дорогу внимательнее, а то и нас заведет, — сказал я Даниле, когда он окончил рассказ, запахнулся в шубу и начал дремать…

* * *

— О-о-о, маленькая… — кто-то вдруг простонал…

Темно… Холодно… Ветер свистит… На коленях сугроб снега навеяло… руки и ноги стали коченеть…

— Да где же мы?..

Я присмотрелся… Кони стоят… Кругом снег и снег, да по бокам какие-то стены, которые будто сближаются и хотят нас сплющить… Это лес…

— Данило! — крикнул я отчаянно.

— Што!.. — окликнулся тихо Данило…

— Где мы? Что не едешь? Или спишь?

Данило не отвечал…

— Данило, да проснись же, проснись… ведь мы заплутались.

— Мне, сударь, не до сна… это вы напраслину взводите… — обижался Данило. — А заплутаться мы точно что заплутались…

— Так чего ж ты глядел? — раздосадованный, даже взбешенный, тряс я ямщика за воротник тулупа.

Несмотря на то, что я кричал изо всех сил, голос мой не далеко убегал и замирал, как будто в бочонке.

— Данило, да ты в овраг, что ли, заехал? Где же мы, наконец? Куда ты завез?..

— Уж этого я, сударь, не знаю, где мы теперь. Знаю одно, что это не овраг, а место ровное, толичко мы, должно, в просеку попали…

— Так что ж… поезжай…

— Постой, сударь… Куды ехать?.. вишь, там куст, по бокам кусты… Мы, надо полагать, в чащу заехали.

— Так оборачивай назад…

— Невозможно назад саней оборотить… деревья мешают…

— Так как же быть? — спросил я уж хладнокровно и даже робко…

— Вот малость постоим… лошади поприглядятся… куда-нибудь авось выедем… Нас завело! Говорил, что заведет, вот и завело… — хладнокровно так ответил Данило и, слезши с саней, стал топтаться около.

— Надо хоть бы дорогу поискать…

— Куда теперь идти! Видите, темь какая! Сам рад пойти… тоже на сердце кошки скребут… Дома жена, дети, мать старуха… Самому еще век не постыл…

— Что же ничего не предпринимаешь?..

— Что тут предпринимать-то?.. Куда сунешься…

— Да ведь мы окоченеем тут…

— А вы, сударь, походите и посогреетесь… — посоветовал Данило, подавая пример…

— Вот что, Данило… Я сейчас сам пойду искать дорогу… — сказал я вознице, вылезая из саней…

— И что вы, барин… Боже вас упаси… вы заплутаетесь, волкам попадетесь или попадете в реку… берег обрывистый, стеной, так и соскользнете в воду…

Но идти было неудобно. Шуба путалась в ногах, за валенки засыпался снег, я то и дело натыкался то на пни, то на сучья и несколько раз падал… Наконец, я потерял направление, по которому шел… вернулся назад и не нашел своего возницы. Я повернул направо, сделал несколько шагов и опять вышел на пустую поляну.

Откуда-то издалека-издалека донесся до меня протяжный унылый волчий рев… Ему откликнулись еще и еще, и по всему лесу, с разных концов стали доноситься эти завывания… Я похолодел… Страх сжал мое сердце. Я пробовал идти, но споткнулся и закричал:

— Данило!

— Что изволите… — откликнулся Данило около меня, через елку.

«Ну, слава Богу… Он