История Российской научно-популярной прессы в социально-культурном контексте - Коллектив авторов

находится в настоящую пору, чтобы благое просвещение проникло в него по возможности скорее и чтобы он, будучи и теперь в ряду лучших городов по богатству, сравнялся бы с ними и в просвещении и скинул бы с себя ту вековую грязь, которая гнездится в нем от самого берега до въездных застав»[341].

На волне интереса к путешествиям в 1861 г. в России начинает издаваться журнал «Вокруг света» – «журнал землеведения, естественных наук, изобретений и наблюдений» (с 1885 г. – «журнал путешествий и приключений на суше и на море»), в редакционной статье первого номера которого издатели так характеризуют программу своего издания: «Путешествие вокруг света… Какой далекий путь, и какое в этом пути бесконечное и безграничное разнообразие впечатлений, встреч, наблюдений, характеров, наслаждений, неудач, картин, опасностей, несчастий, новостей. И какая масса сведений приобретается в путешествии неторопливом, обстоятельном, при продолжительных остановках на всяком любопытном предмете! Как в громаднейшей панораме, проходит перед любознательным путником весь шар земной, со всеми редкими и со всеми обыденными явлениями. В журнале “Вокруг света” будут передаваться впечатления и наблюдения путешественников и естествоиспытателей всех стран, веков и народов, причем, как разумеется само собою, знакомство с достопримечательностями нашего отечества займет не последнее место».

В 1912 г. в Москве начинает издаваться научно-популярный журнал «Прекрасное далеко» – «журнал путешествий, старины и изучения жизни народов», в котором, как отмечает И. В. Калинин, наряду с просветительской функцией реализуется и функция организации путешествий: «В каждом номере присутствовали рекламные блоки гостиниц, расположенных как в России, так и в других странах. Туристы информировались о состоянии таможенных пунктов, правилах прохода судов и грузов. В журнале присутствовал серьезный отдел по организации путешествий, где публиковались расписания поездов, реклама хозяйствующих субъектов сферы туризма, конкретные маршруты и их стоимость»[342].

Наряду с этим журнал публиковал статьи о путешествиях по мало известным российскому читателю странам и территориям, обладающие большой познавательной ценностью. Так, в третьем, мартовском, номере журнала «Прекрасное далеко» за 1912 г. представлена публикация «Албания. Перед Балканской войной», жанр которой автор обозначает как «путевые впечатления», действительно широко представленные в тексте: «Было чудесное, тихое утро. Не было ни облачка на небе, которое расстилалось над Северо-Албанскими Альпами, точно шатер из одноцветной голубой ткани. С наслаждением мы дышали чистым горным воздухом, любовались дикими горными видами. Кругом скалы! Дикие, неприступные каменные громады, поросшие лесом и диким кустарником. По той дороге, или, вернее, без всякой дороги, где мы пробирались точно волки, нужно было пройти верст 40–50»[343].

При этом в тексте также широко представлена информация фактического характера: «Греки зовут албанцев арванитами, Албанию – Вания. Турки – арнаутами. Но сами албанцы зовут себя шкипетарами, а страну – Шкипери. <…> Несмотря на одно название албанцы делятся на две главных ветви. На севере – геги, на юге – тоски. Северная Албания – это древняя южная Иллирия, тогда как северную Иллирию заняли славянские народы – сербы, хорваты. Южная Албания (Тоскария) – это древний Эпир. Сообразуясь с этим, даже турки разделили Албанию на два вилайета (округа): Скутарский и Янинский. Разделение албанцев на две указанные ветви произошло с незапамятных времен. Весьма возможно, что со времен древнего Эпира, когда эпироты выделились в предков нынешних – тосков, а древние иллирийцы – в гегов. На такое разделение, несомненно, оказывали влияние и внешние причины. Так, например, тоски, живущие ближе к грекам, находились отчасти под их влиянием и приняли от них христианство по восточному обряду. Геги же стали сынами римской церкви. А потом, когда Скандербег погиб в непосильной борьбе с турками, геги приняли большей частью магометанство»[344].

Отметим характерную для русской литературы о путешествиях «всечеловечность» – ярко выраженную гуманистическую направленность текста, которая проявляется, в частности, в авторской оценке чужой (но не чуждой!) реальности: «Албанский народ, несомненно, обладает страшной энергией. Это народ, способный на подвиги и преданность. Разве можно ему ставить в вину, что он так предан своим старинным обычаям, своей патриархальной жизни? Разве не удивительно, что, несмотря на отсутствие литературы, этот пастуший народ в течение 20 веков сохранил свой язык, свои нравы! <…> И я вновь повторяю, чем больше мне приходилось знакомиться с Албанией и ее жителями, тем больше они мне нравились. Какие типы! Какие характеры!»[345]

Итак, дореволюционной (до 1917 г.) русской литературой о путешествиях – тревелистикой – были сформированы основные принципы и приемы представления иной страны и незнакомой реальности, соответствующие русским культурным нормам: диалектическое взаимодействие объективного и субъективного, рационального и эмоционального («ума холодных наблюдений и сердца горестных замет»), этического и эстетического, оценка наблюдаемого с позиций культурного релятивизма как выражение гуманистической направленности национальной культуры и национального самосознания, априори признающего право Другого на другие формы бытия и сознания.

После революции 1917 г., которая кардинально изменила систему ценностей общества и разрушила культурную традицию, заменив ее коммунистической идеологией, меняются многие сложившиеся в XIX в. речевые формы, в том числе и тексты о путешествиях. В условиях новой, послереволюционной коммуникативной ситуации в текстах о путешествиях отбор фактического материала, впечатления автора и система оценок определяются степенью соответствия или несоответствия чужой реальности принципам коммунистической идеологии: «Разбросанные по тексту идеологические маячки позволяют контролировать впечатления и оценки читателя, указывают в ту сторону, в которую должна пойти читательская мысль. При помощи таких маячков путеводитель легко превращается в антипутеводитель, пространство Другой культуры в пространство антиценностей. В этом случае в советском путешественнике возникает интенция к перестройке неправильно устроенного мира»[346].

Содержательные и речевые особенности советской тревелистики определялись идеологическим фильтром. Так, Илья Ильф и Евгений Петров, совершившие в 1935–1936 гг. путешествие по США, представленное ими в произведении «Одноэтажная Америка», опубликованном в 1937 г., как свое воображение, так и свои аналитические навыки подчиняют задаче продемонстрировать антигуманную сущность американского общества: «Линии надземки стоят на железных столбах и проходят на уровне вторых и третьих этажей и лишь в некоторых местах города повышаются до пятых и шестых. Это странное сооружение время от времени издает ужасающий грохот, от которого стынет мозг. От него здоровые люди становятся нервными, нервные – сходят с ума, а сумасшедшие прыгают в своих пробковых комнатках и ревут, как львы. <…> Сидя в кафетерии, мы читали речь Микояна о том, что еда в социалистической стране должна быть вкусной, что она должна доставлять людям радость, читали как поэтическое произведение. Но в Америке дело народного питания, как и все остальные дела, построено на одном принципе – выгодно или невыгодно. Под Нью-Йорком невыгодно разводить скот и устраивать огороды. Поэтому люди едят мороженое мясо, соленое масло и недозревшие помидоры. Какому-то дельцу выгодно продавать жевательную резинку – и народ приучили к этой